Питер Марлоу докурил сигарету и вежливо поблагодарил Сягату.
Над ведром с неплотной крышкой роились мухи. В полдень прошел дождь. Потом снова вышло солнце, и за несколько минут опять стало жарко.
Кинг прошел вдоль ряда бараков, чувствуя на себе взгляды. Напротив барака обреченных он остановился.
– Табе, Сягата-сан, – окликнул он. – Ити-бон день, нет? Могу я поговорить со своим ити-бон другом?
Сягата непонимающе уставился на него.
– Он просит разрешения поговорить со мной, – перевел Питер Марлоу.
Сягата секунду подумал, потом кивнул:
– Из-за денег, которые заработал на продаже, я позволю тебе говорить. – Он обратился к Питеру Марлоу: – Если ты дашь мне слово, что не попытаешься бежать.
– Обещаю.
– Быстрей. Я буду следить. – Сягата встал так, чтобы ему была видна дорога.
– Ходят слухи, что охранники собираются в караулке, – начал Кинг нервно. – Будь я проклят, если засну сегодня ночью. Эти сволочи могут перебить нас ночью. – Его губы пересохли, он весь день всматривался в джунгли за проволокой, надеясь, что партизаны подадут знак, после которого можно бежать. Но знака не было. – Послушайте… – Он понизил голос и рассказал им о своем плане. – Когда начнется бойня, кончайте часового и прорывайтесь поближе к нашей хижине. Я постараюсь обеспечить отход для вас троих, но не очень-то надейтесь.
Потом встал, кивнул Сягате и ушел. В хижине американцев был собран военный совет. Он рассказал о своем плане, но промолчал, конечно, что уйти могут только десять человек. Они обсудили план и решили ждать.
– Делать нечего, – подытожил Браф их общие страхи. – Если попытаемся прорваться сейчас, нас просто перестреляют.
В эту ночь спали только очень больные. Или те, кто решил отдать себя в руки Господа или судьбы. Дейв Девен спал.
– Они сегодня привезли Дейва обратно из Утрам-Роуд, – прошептал Грей арестованным, когда принес ужин.
– Как он? – спросил Питер Марлоу.
– Весит всего семьдесят фунтов.
Девен проспал эту ночь и весь следующий, переполненный страхом день. Он умер в коме, когда Мак слушал голос комментатора новостей: «Вторая атомная бомба уничтожила Нагасаки. Президент Трумэн предъявил последний ультиматум Японии: безоговорочная капитуляция или полное уничтожение».
Рабочие команды вышли на следующий день на работу, но вскоре вернулись. Лагерь продолжал получать продовольствие. Сэмсон публично отвешивал продукты и выкраивал лишние нормы для тех, кто поставил его отвечать за склад. На складе и кухнях по-прежнему был двухдневный запас продуктов, и по-прежнему готовилась еда, и по-прежнему роились мухи, и ничего не менялось.