Итак, Питер Марлоу стоял около ворот вместе со многими другими, следя за отъездом американцев, терпеливо дожидаясь случая сказать «прощай» своему другу, поблагодарить его за спасенную руку, за многое-многое другое, что пришлось им пережить.
Среди любопытных был и Грей.
Форсайт устало дожидался возле грузовика. Он вручил список.
– У вас остается первый экземпляр, – сказал он старшему по званию американскому офицеру. – Здесь ваши люди перечислены с указанием звания, рода войск и личного номера.
– Благодарю, – ответил майор, приземистый парашютист с тяжелым подбородком. Он подписал бумаги и отдал обратно пять экземпляров. – Когда прибывают остальные ваши парни?
– Через пару дней.
Майор огляделся по сторонам и пожал плечами:
– Похоже, вам не помешала бы помощь.
– У вас нет, случайно, каких-нибудь лишних лекарств?
– Конечно. У нас самолет набит медикаментами. Вот что я вам скажу. Как только я отправлю наших ребят, пришлю сюда лекарства на джипах. Я дам вам врача и двух санитаров на то время, пока не прибудут ваши.
– Спасибо. – Форсайт устало провел рукой по лицу. – Нам они пригодятся. Я распишусь за лекарства. Командование Юго-Восточной Атлантической группы подтвердит мою подпись.
– Никаких бумаг. Вам нужны лекарства, вы их получите. Они для этого предназначены. – Он повернулся. – Ладно, сержант, сажайте их в грузовик. – Он подошел к джипу и стал смотреть, как привязывают носилки. – Что вы думаете, док?
– До Штатов он доберется. – Врач бросил взгляд на человека, находящегося без сознания, аккуратно одетого в смирительную рубашку. – Но это конец. Рассудка он лишился бесповоротно.
– Сукин сын, – устало произнес майор и сделал отметку в списке напротив фамилии Макса. – Несправедливо получается. – Он понизил голос: – Как с остальными?
– Ничего хорошего. В основном симптомы ухода в себя. Тревога за будущее. Только один из них находится в более или менее приличном физическом состоянии.
– Будь я проклят, но не могу понять, как они выжили. Вы были в тюрьме?
– Конечно. Меня хватило на то, чтобы быстро пробежать. Этого достаточно.
Питер Марлоу угрюмо наблюдал за происходящим. Он знал: его угнетенное состояние связано не только с отъездом друга. Причин было больше. Он грустил, что уезжали американцы. В какой-то степени он сросся с ними, что было неправильно, ведь они иностранцы. Тем не менее он не чувствовал себя иностранцем, когда находился среди них. «Это зависть? – спрашивал он себя. – Или ревность? Нет, я так не думаю. Не знаю почему, но чувствую себя брошенным здесь, а они уезжают домой».