В этот момент дверь открылась, и в зал ввалился пыльный, усталый мужчина в сером плаще. Он был высок, бородат, широкоплеч, и оставлял впечатление грозного воина.
– Хозяин! – крикнул путник, едва войдя. – Вина, мяса и постель.
Трактирщик обернулся на полдороге, бросил короткий оценивающий взгляд на вошедшего и ответил:
– Сию минуту. Вы пока присаживайтесь.
– Вот! Вон её и приготовь, – мужчина указал на окорок.
– Увольте, – как мог с ношей развёл руки хозяин. – Это их гостинец, так что им его и отведать.
Вошедший, казалось, только сейчас увидел стоящую возле стола троицу. Он повёл плечами, стараясь развести их пошире, при этом внимательно смотрел в глаза Платону. Видимо, сделав для себя вывод, подошёл и протянул молодому человеку руку.
– Шатун. Прозвище моё такое. А как по сказке, вам знать незачем. Чай, не родня. Ты, паря, кто? Никак дружинный?
– Платон. Путешественник я. В Москву вот, шагаем.
– В Москву-у… – протянул Шатун. – А я из неё, родимой. В Тобол. А что, Платон, не отужинать ли нам за одним столом? Твоё мясо, моё вино.
Смирнов оглядел своих спутников. Глаша, как всегда, стояла тихонько, стараясь не лезть лишний раз на глаза. Взгляд Демида горел предвкушением ужина, но похоже, больше мальчишке не терпелось услышать историю Шатуна. Да и что говорить, внешность у мужчины была колоритная. Обветренное, явно непривыкшее к кремам и неге лицо. Седые виски торчали из-под войлочной шапки, навроде тех, с какими в мире Платона ходили в баню. Коричневый кафтан, а сверху настолько запылённый плащ, что невозможно было определить его цвет. Сразу понятно – жизнь человека помотала. Более того, ему это нравилось, и ничего иного Шатун не желал.
– Милости прошу, – ответил Смирнов. – Мы только заселимся.
– Вы что, жить здесь собрались? – и так худое лицо мужчины вытянулось ещё сильнее.
– На ночь!
Платон проклинал свои привычки, из-за которых то и дело вворачивал непривычные в этом мире слова.
Комнату им определили одну, с одной деревянной широкой кроватью и двумя лавками вдоль стен. Каждая лавка сама по себе была неплохим спальным местом – не уже полки в плацкартном вагоне. Демид за минуту застелил одну из них. А что там стелить? Перина на ней и лежала, только расправить.
В углу висел умывальник, под ним таз. Воды в этом сооружении не было. Мальчишка ткнул рукой в носик, вопросительно посмотрел на остальных, потом вздохнул, пожал плечами, снял олейник с крючка и пошёл за водой.
Когда спустились, на столе уже исходила паром кабанья нога, стояла огромная чаша с пшённой кашей, хлеб, два кувшина вина и четыре тарелки. Шатун, уже без плаща, нетерпеливо двигал посуду.