– Вот и мой тако же заявил. Да ещё и вслух. Ой, Платончик, что ж за жизнь-то настала такая? Раз только муж высказался, что, мол, грязь одна на этих мессах, и он туда ни ногой. И что ты думаешь?
– Что? – заинтригованно переспросил Платон.
– И месяца не прошло, как выяснилось, что клеветал мой Авдеюшка на Василевса батюшку, а паче того, отравить его хотел. Ты подумай только! – она энергично махнула налитым стаканом, умудрившись не разлить ни капли. – Это Авдей-то? Да он не то, что отраву, взвар себе запарить не умеет. Но нет, нашлись и свидетели и винователи.
Женщина выпила, смахнула слезу, одним ловким движением налила себе ещё и вопросительно посмотрела на Платона. Тот машинально отхлебнул из стакана. Вино оказалось кисло-сладким на вкус, чуть терпким. Молодой человек в два глотка осушил свою порцию и спросил:
– А дальше что?
– Ой… – женщина поставила локти на стол, облокотила подбородок на сведённые ладони и невнятно предложила. – Ты наливай ещё, наливай. Это доброе вино, ещё от хозяина осталось.
Когда в стаканах заиграла новая порция, Фёкла Марковна взяла свой в руку и, глядя на собеседника сквозь красный фильтр налитого вина, продолжила.
– Авдеюшка жизнью своей за грех ответил. А мы… – она сделала большой глоток. – Говорит мне кардинал. Ведомо ли тебе, глупая баба, что за грехи главы вся семья в ответе, ибо семья есть единое существо со многими телами. Вот что мне было делать? Что!?
Она уронила голову на руки и минуту тихо всхлипывала. Платон залпом выпил вино, протянул руку и погладил несчастную по волосам.
– Из восьми имений одно только и оставили, – послышался невнятный голос из-под рук. – Хорошо, дом не отняли.
Она подняла голову и вновь посмотрела на Смирнова. На этот раз в глазах был вызов.
– Вот ты на Москве только показался, и уже поболе моего имеешь. А я!? Нешто я, глупая баба, могу холопов организовать? Да плевать они на меня хотели. А эти дуры, Свиньины да Рассохины? Они же каждую неделю в магазеях по десяти целковых выкладывают.
Она повертела в пальцах пустой стакан и поставила его на стол. В глазах женщины стояли слёзы.
– А я за то дважды в седьмицу, в середу да в неделю, на приём к кардиналу хаживаю. Думаешь, по прибыточному делу? Да как бы не так! Он мне, чай, ещё в первую встречу выбор предложил. Или, говорит, перед всевышним за мужнин грех ответишь вечной мукою, или на одре уже чистой возлежать будешь, за всё сполна в земной жизни расплатившися.
Фёкла снова упала лицом на руки и зарыдала. Платон налил обоим ещё вина. Руки его дрожали. Женщину было жаль. Откровенно жаль. Но чем помочь, Смирнов не знал.