Девушка впервые отправилась в путь одна, без тятеньки. Дядька Бравлин не в счёт, он всё-таки не родной. Сначала девушке всё казалось удивительным. Она раньше никогда не уезжала так далеко от дома, и с восторгом отмечала, что хоть края и чужедальние, а деревья, дорога, да и сами люди, всё такое же, как в Калаче. За всё время путешествия никто на них не напал, хотя Беляна в глубине души надеялась, что вот, выскочат из чащи тати, и придётся ей, как и всем, махать своим маленьким, почти детским, мечом, надевать броню и кричать, как дружина в атаке: «Хей! Хей!»
Демид со временем становился всё молчаливее. Как только покинули Наважино, мальчик болтал без умолку, постоянно показывал то поля, то луга, то отмечал что-то вроде «Вот! А вот тут неделю тому хромого Никифора чуть собственная корова не забодала. Он с охоты прямиком в стадо пришёл, вот она и взбесилась». А чем дальше отъезжали от его знакомых мест, тем молчаливее становился её спутник. Глядя на него и Беляна стала вести себя спокойнее, более рассудительно.
Ночевали обычно на постоялых дворах. Происходило это так. Жужа, самый молодой из дружины, обычно, как солнце начинало клониться к закату, отрывался от команды и мчался вперёд. Примерно через час-полтора он обычно возвращался и рассказывал, что за трактир впереди стоит, каков хозяин, сколько что стоит, да кто там остановился.
По его рассказу уже решали, останавливаться там, где указал Жужа, или отправлять его дальше. Пару раз отправляли.
Вот и сейчас девушка сидела в обеденном зале, за огромным, не меньше двух вёдер, чайником, оставшимся от общего ужина, и смотрела, как ловко и с любовью хозяин убирает со столов.
Для неё было странным, что многие местные жители на их пути приходили в трактир просто поужинать. Не тогда, когда они в дороге и готовить неудобно, а просто так. Они сидели, часто заняв все свободные места, показывали пальцами на Демида и приговаривали что-то вроде: «Смотри-ка. Такой молоденький, а уже драконобой». Трактирщик в таких случаях подходил к их столу и просил мальчика уважить публику и рассказать, как он победил змея.
Именно тогда Беляна узнала, чем отличаются правдивая версия и та, что для странников. Уж Демид не сдерживал свою фантазию. Там был и змей такой, что «сам Шатун, наипервейший в Сибири драконобой, и тот отказался, сказал, не по силам ему». И лютая схватка самого Демида с «другом моим и товарищем, Платоном» против дракона. Звон мечей, каменная чешуя, отменные франкские ругательства из уст говорящей твари. Много, о чём врал мальчишка, но в конце обязательно присутствовал целый ушат воды, которую он заморозил, а Платон, с подачи Демида, конечно, отправил «прямиком змеюке в жерло огняное».