– Жужа, я знаю, ты всё слышал. Беги к тятеньке, передай.
– Да что случилось-то? – не понимал Платон.
Лицо Беляны стало торжественным. Она взяла любимого за руку и, отбивая пальцем по его ладони каждое слово, спросила:
– Помнишь, я тебе про матушку рассказывала.
– Конечно.
– А как того разбойника звали, помнишь?
– Ну… э… Карагоз, кажется.
И тут до него дошло.
– Стой! – закричал он скорее сам себе. – Не черноус! Это я, похоже, тогда не расслышал. Тогда… – молодой человек задумался. – Его что же, Чёрным Гусём прозывали?
– Верно. А была на нём именно эта бронь. Коназ его целый год искал, отомстить хотел за маму. И никто не знал Карагоза в лицо. Только бронь с чёрным грифоном.
– Так это он меня!? – Платон откинулся на подушку и тихо засмеялся. – А спросить нельзя было?
– И ты пойми, – начала оправдывать отца девушка. – Год искал и как сквозь землю. А тут ты. Неизвестно, кто. Неизвестно, откуда. Да ещё и с награбленным в чугунке. И в броне.
– Да уж… – Платон попытался поставить себя на место Владигора.
Вот если бы так с Мирославой? Стал бы он разбираться? Вряд ли. Взял бы Киркелин и… Киркелин! Меча возле кровати не оказалось. Молодой человек повертелся, обшаривая взглядом комнату, потом спросил у невесты:
– А меч мой где?
– Так не нашли его. Уж дядька Бравлин чуть не по камешку всю кирху раскатал с ребятами. Так и не сыскали.
– А в стенах смотрели? А то он любит от чужих в камень прятаться.
– Смотрели. Везде смотрели. Воевода хмурый ходит, как туча. Тумаки направо и налево раздаёт.
Девушка смущённо замолчала. Платон тоже не подавал голос. Он думал о том, каким чудесным образом пришёл к нему меч Мары. И чудесным ушёл. Что дружинные могли украсть его оружие, не было и мысли. Не такие там люди, да и Молчан при них, Бравлин. И потом. Ну, неужели непонятно, что такой знатный меч позже и не показать никому будет. Так и придётся всю жизнь в схроне держать и следить, как бы кто не увидел.
– Платон, там к тебе девка твоя пришла, – нарушила молчание Фёкла Марковна. – Уж полдня под дверью на коленях стоит, плачет.
– Какая девка? – в один голос спросили влюблённые.
– Так Глаша. Впустить?
– А что ей надо? – это Беляна. Глаза прищурены, переводит взгляд то на хозяйку, то на Платона.
– Не знаю. Пусть сама скажет.
Женщина величественно вышла и тут же из коридора послышались странные шаркающие шаги. Через несколько секунд в спальню на коленях вползла Глаша. Лицо её было красней свёклы, опухшее. Из глаз лились слёзы. Она добралась таким странным образом до кровати и несколько раз гулко ткнулась лбом в пол.