И никогда ещё не случалось, чтобы Зуб ошибся. Многие в ватаге были обязаны ему если не жизнью, то здоровьем.
Казалось бы, самое тут и авторитет зарабатывать. Но Бадай, видя в продуманном мечнике конкурента на своё место, постоянно задвигал его в тень. Постепенно вокруг Зуба организовывалась стабильная группа тех, кто предпочитал слушаться его, а не атамана, что нравилось бате ещё меньше. Самыми близкими в группе как раз и были Сиплый и Бухряк.
Вчера они добавили в ухоронку то, что удалось взять с последнего налёта, а это немало. Если в золоте мерить, то три фунта будет с хорошим лишком, а если в новых рубленых деньгах, то хватало уже на два приличных дома.
Зуб с превосходством оглядел товарищей, снял с пояса кожаный кошель, который местные называли кисетом, посмеиваясь в усы достал из него чубук и мундштук. Молча, в два движения, собрал трубку, зачерпнул из того же кошеля коричнево-зелёную смесь резаных в крошку листьев, палочкой положил сверху уголёк костра и глубоко затянулся. Потом выдохнул в сторону Сиплого. Того обдала волна сладковато-травяного дыма и он зажмурился.
Когда открыл глаза, перед лицом покачивалась в руке Зуба дымящаяся трубка. Затянулся и перекинул бонг через костёр Бухряку. Минутку помолчал, ощущая, как сухое тепло разбегается от лёгких по всему телу. Потом повернулся к предводителю и, чуть растягивая слова, спросил:
– А ты не боишься, что кто-нибудь найдёт нашу ухоронку? Ну, вот так будет себе бродить, я не знаю, грибы, например, искать. Здесь же, наверное, много грибов. Да? В сосновых-то лесах, чай, и коровки водятся, большие такие, интересные. С коричневыми шляпками. Стоят такие в рядок мал, мала, и ещё меньше. Прямо как семья. И тут бродит кто-нибудь с ножом. Прямо как мы. Подошёл, опа, и нет семейки. А он с прибылью идёт дальше по лесу. И натыкается на наш заклад. Представляешь? Это что же получается, мы два года на какого-то неведомого грибника горбатились, животом своим рисковали? Нет, не согласен я на такой расклад.
– Эк тебя зацепило-то, – с усмешкой ответил Зуб.
Сам он сидел на индийской траве давно, ещё с Персидских своих походов. Так что организм привык сопротивляться наркотику.
– А что? Сиплый-то прав, – проблеял со своей стороны Бухряк. – Ведь как есть найдут. Надо перепрятать.
– Сиди, Бухряк, – остановил его Зуб. – Сюда наши не забредают. Кому искать-то?
Он сделал ещё одну глубокую затяжку, подержал дым в лёгких для пущего эффекта и снова выпустил в сторону Сиплого. Мгновенно оттуда высунулась рука и застыла в просящем жесте. Пришлось дать, хотя и понимал, что травы товарищу уже хватит.