Сидя за рулем, Хэддл не переставал еще с Ла-Боля рассуждать обо всем подряд, разводил свои обычные антимонии:
— Какая стать, какая осанка… А умение подавать себя, нарядившись в деревенскую сироту, в этот глупенький балахон! В одном глазу ― чистота, девственность. В другом ― нимфоманская бездна, бестиарий, будто у престарелой шлюхи. Этим она и подкупает… Вот он, ответ на твои вопросы… Никогда не думал об этом?
Утеряв нить, я переспросил, о каких вопросах, о ком он говорит.
— О Франции!.. Вот он, пир природы! Вот где живет кропотливый творец своей судьбы!.. ― ухмыляясь, продолжал Джон: ― И он прав, сто раз прав. Губа не дура, понял, что ему досталось. Но если разобраться ― это не человек… Это сплошная загадка…
— Кто он, Джон?
— Галл… Француз.
В этом духе продолжалось всю дорогу. Я глазел по сторонам. А он гнул свое, не заботясь о логике:
— Русские вон двадцать миллионов душ отправили на алтарь… В прошлую войну. На алтарь истории… Потому что кто-то без спроса залез к ним в огород. А французы?.. Пару снарядов выпустили, чтобы не обидно было, и бегом армистис подписывать. Зачем голову себе морочить? Торговая сделка! Подумаешь!.. Бегом, ребята! Считай ― всё ваше! Барахлишка на все-ех хватит!.. Немцы и ринулись. Хозяйская жилка подвела в который раз. И пока эта солдатня, провонявшая соляркой, бегала по галантереям, скупала нижнее белье для своих матрон, галлы преспокойно отсиживались на сундуках. Припрятав в них такого барахлишка, что бошам и не снилось…
— Тебя как прорвало, Джон… И что же они там спрятали, куркули? В сундуках? ― не вытерпел я.
— Да ты посмотри вокруг! Здесь всё само растет, куда ни плюнь, ― отпустив руль, Хэддл стал показывать пятерней в стороны.
— Ты только французу не говори таких вещей, про армистис… Он на тебя с вилами бросится, ― сказал я. ― Здесь это не корректно.
Мы вылетели на очередной разъезд с лысоватой клумбой посредине, миновали его, почти не сбавляя скорости, так что взвизгнули колеса, и он продолжал:
— Русский, чуть что, рвет на себе рубаху. Американец… Мы обычно бьем себя в грудь. Мы вам покажем, где раки зимуют! А француз? Что делает француз? Он подставляет другую щеку. И правильно делает. Ну расквасят морду, а дальше что? Он не любит проигрывать. Но если же он чувствует себя хозяином положения, с ним лучше не связываться, ты прав… И все-таки! Жить как можно лучше. Завтра лучше, чем сегодня. А потом еще лучше. И так до бесконечности… В представлениях галла это самоцель ― жить лучше! И с этого пути его уже никто и ничто не своротит, ни война, ни мировой потоп! Поэтому он и катается как сыр в масле. Если же разобраться, каким тут попахивает иррационализмом! Жить лучше и лучше… Да зачем? Ты можешь мне объяснить?