«Скользящий» поплавок не был невидалью ни для меня, ни для Ай Эма. Хотя оба мы предпочитали старую, добрую снасть, собранную жестко, без заумных трюков и узелочков. Зачем мудрить в таком деле? Однако использование скользящего поплавка в сочетании с «патерностером», этой древней вроде бы, как само рыболовство, снасти для лова крупной рыбы на живца, представляло собой, как ни крути, что-то новое. Латинское выражение Хэддл без труда склонял по-русски, называя свое приспособление еще и «плавающим патерностером».
Суть его была в том, что в момент заброса поплавок, свободно гуляющий по леске, должен опускаться до упора к грузилу и поводкам с крючками (на них трепыхается пара живцов), но после того, как заброшенная снасть плюхается в воду, под тяжестью грузила поплавок вынужден вернуться вверх, на заданную высоту, отмеренную крохотным и тоже перемещающимся взад-вперед узелком-фиксатором, изготовленным из более тонкой лески. Таким образом даже небольшим спиннингом живцов можно посылать на приличное от берега расстояние, не обрывая рыбешке жабры, как это часто происходит, и не превращая живцов в обглодышей до того, как они окажутся в воде, перед носом у щуки, которая только того и дожидается. Все мы, разумеется, бредили одним…
На живца щука и схватила. Судя по сопротивлению и резвости ― не больше чем в два килограмма. Но Хэддл умудрился ее упустить. Подведя к самому берегу, не смог вытащить подцепленную тварь из воды, поскольку рядом не оказалось подсака. Ай Эм, рванувший было с подсаком на подмогу, от волнения влетел в камыши, провалился по бедра, время было упущено, щука ушла…
Не прошло и часа, как американец подцепил еще двух маленьких щук. Он смог их вытащить без подсака. А следом за ними, едва он успел перебросить свой «патерностер» левее, в чистое разводье у самой кромки камышей, как схватила крупная щука, в три килограмма триста весом.
Но вместо того чтобы продолжать в том же духе, Хэддл зачем-то переделал спиннинговую снасть на что-то новое. И, видимо, знал, что делал. Уже через пару минут он не переставал подхватывать подсаком из воды крупных окуней, одного за другим. Он ловил их, как выяснилось позднее, на вращающийся «Меппс» в 15 граммов ― французскую блесну, которую привез с собой, ― украсив его красноватым хвостиком из шерстяной нитки, вырванной из безрукавного свитера, в котором как раз и маячил у нас перед глазами, то в камышах, то в соседней прогалине.
В нашем заливчике клевала одна плотва, хотя попадалась и крупная. От наблюдения за закидушками с живцами, с которых мы не сводили глаз, у нас уже ломило в висках, но леса лежала в воде безжизненно.