, чтоб спрятать. Люди придут, людей укроешь, поесть принесёшь. Чопан у себя в горах — хозяин, любой гость для него — святой человек…
— В горах много дорог, много чопанов. Как меня найдут? А если мне надо будет с мудрым человеком посоветоваться, как я тебя найду, яш-улы?
— Совсем просто, джан Ичан, — ответил Хейдар. — В ауле, где комендатура, услышишь — на кибитке Сюргуль гейч кричит, зайди к ней, спроси, что надо. Она тебе скажет, где я, к кому надо пойти, что сделать.
Ичан задумался, вскочил было на ноги и от волнения пробежал несколько шагов, но взял себя в руки, решив ничем не выдавать своего отношения к предложению Хейдара. Он даже, наверное, поторопился согласиться. Надо бы еще повременить.
— Якши, яш-улы, Хейдар-ага! Якши! — сказал он. — Ты мне всёочень хорошо рассказал. Давай с тобой ещё чаю попьем, подумаем. Ты мне столько сказал, много думать надо. Отдохни, яш-улы, ты тоже, наверное, устал. Для такой работы, как ты говоришь, много силы надо…
Подбросив Сучьев в костёр, Ичан разлил в пиалы оставшийся чай и так же бегом устремился с тунчой и кружкой к роднику. Но и отойдя от огня, он не увидел ничего подозрительного в темноте окружающей его ночи. Ярко горел костёр, перед которым, опираясь на локоть, лежал на кошме старый Хейдар. Мирно паслись овцы, козы, ишак. Всё было так, как будто Хейдар не произносил никаких опасных слов, не было охватившей Ичана тревоги.
Вернувшись к костру, Ичан поставил тунчу на огонь, скрестив ноги, сел на своё место, стал потягивать чай, быстро и сосредоточенно обдумывая, что ему делать. Задержать Хейдара сейчас значило обрубить все нити, связывающие его с теми, кто его послал. Но эти его наставники, видимо, были недалеко, иначе так смело Хейдар не говорил бы, да и фашистская газета в руках Хейдара выглядела убедительно. Что делать? Как-то надо сообщить пограничникам, и в то же время Ичану очень не хотелось ввязываться в эту историю.
Начнут и с одной и с другой стороны щипать, от Ичана только шерсть клочьями полетит, как от овцы в пору стрижки, и закатают его, теперь по справедливости, прямым ходом опять в Воркуту. Наконец Ичан нарушил молчание.
— Хейдар-ага, — сказал он, — ты мне всё так честно, от души рассказал, газету показывал, про Мелек Манура говорил, давай и я тебе скажу, что я думаю…
Он видел, как, сдвинув брови, приготовился слушать старик.
— Ты уже немолодой человек, Хейдар-ага, — продолжал Ичан. — Восемь лет был там, куда за свои деньги никогда бы не поехал. А ты что, опять туда собрался? Наверное, что-нибудь там забыл? Зачем тебе «Мелиюне Иран», Мелек Манур, ханы Кашкаи? Паси овечек, как я пасу, радуйся, что солнце светит, родники воду дают, кури свой терьяк! Живи спокойно! Зачем тебе голову под топор класть? А ты сам кладёшь и меня зовёшь… Придет сюда Мелек Манур, а кызыл-аскеры