— Тогда я не будут терять время, товарищ полковник, — сказал Кайманов. — В ночь выеду.
— Собирайся и поезжай. Скажи Гиви, он отвезёт тебя. Ичан и Хейдар нужны бандиту Аббасу-Кули. Но нам они нужны ещё больше: наши люди…
* * *
Дорога, все время поднимавшаяся в гору, миновала последнюю излучину, огибавшую каменистый склон, прямой стрелой вонзилась в долину Даугана. Кайманов с щемящим чувством в груди увидел в верхней части долины глинобитные домики родного посёлка, над которым раскинули ветвистые кроны высокие чинары и карагачи.
Яков знал, что всю ночь по дороге шли и шли тяжело груженные машины, с прицепами, без прицепов, танки и артиллерия, повозки, двуколки. Сейчас на дороге — ни души. То пропылит машина, то проедет фургон — обычная картина.
У въезда в долину Гиргидава догнал караван верблюдов. Но, судя по следам, оставшимся на шоссе и обочинах, Кайманов видел, какая огромная масса народа сдвинута с места, как перегружена ночами дорога, которую когда-то строили и его отец, и он сам.
Такого скопления людей, рассредоточившихся в ближайших к границе ущельях и распадках, ещё не видели эти окружающие Дауган горы.
Рассвет восстановил обычную картину. Всё утихло. Но с наступлением темноты снова начнется приглушённое, мощное и повсеместное движение. Никто и ничто не должно ему помешать. Для того и выехал сюда, непосредственно к границе, Яков Кайманов.
У поселкового кладбища он попросил шофёра остановиться.
Едва справляясь с охватившим его волнением, Яков вышел на обочину, окинул взглядом весь этот мир — необъятный в детстве, а теперь маленький, но от этого не менее близкий и дорогой, стал жадно всматриваться в привычные очертания гор, постройки караван-сарая, до боли знакомые улицы, дома. Там вон на склоне Змеиной горы поймали они с Баратом гюрзу в тот страшный день, когда белые налетели на поселок и расстреляли отца. До сих пор чувство вины перед родными не давало покоя, отзывалось глухой болью. Как знать, может быть, все сложилось бы иначе, если бы в то трагическое утро гюрза не хватила бы Яшку за палец и молодой доктор Вениамин Лозовой — брат Василия Фомича, комиссара Лозового, не ампутировал бы ему палец. Боясь отцовского гнева, Яшка увёл компанию ребят к дороге встречать караван. Не искал бы его отец, успел бы скрыться… На всю жизнь остался в ушах Якова истошный крик матери: «Ой да сирота ты сирая, бесталанная, сам придёшь теперь ко холодным ногам!»
Кайманов медленно прошел в сопровождении шофера по заросшей полынью тропинке к поселковому кладбищу. Сегодня приехал он сюда не как замкоменданта, а как односельчанин дауганцев — Яков Кайманов, на всю жизнь оставшийся для них просто Ёшкой.