В конце кладбища издали виден обелиск, сложенный из ракушечника. Яков подошел ближе, прочитал такую знакомую, выжженную на дощечке увеличительным стеклом надпись: «Григорий Яковлевич Кайманов, Вениамин Фомич Лозовой пали в борьбе с врагами Советской власти в 1918 году. Пусть вам будет земля пухом, дорогие товарищи». Рядом скромная могила с простым дубовым крестом. На кресте такая же табличка с выжженными буквами: «Глафира Семеновна Кайманова погибла от руки бандита в 1940 году». Обе могилы аккуратно обложены побеленными камешками, у основания креста и обелиска лежат иссушенные зноем цветы.
«Уважение к живым начинается с уважения к памяти мёртвых» — так говорил начальник заставы Дауган Федор Карачун, с которым впервые стал охранять границу Кайманов. Живые в ответе перед умершими, особенно перед близкими, за то, как они живут.
Так ли живёт он, Яков Кайманов? Так ли живут все те, кто окружает его?
Быстро идёт время! Совсем недавно была та счастливая пора, когда он, вернувшись в родной посёлок с молодой женой, впервые вышел на границу с таким же парнем, но уже — начальником заставы Фёдором Карачуном. Как тогда всё было просто и ясно! Молодой и сильный, он только и беспокоился, что о собственной семье, да иной раз придумывал с друзьями очередную «комедь». Назначили старшим в бригаде, поручили руководить дружинниками — забот прибавилось. Днем на работе, ночью в наряде, да ещё семья на плечах, времени стало не хватать. Выбрали председателем поселкового Совета, думал, что больше, чем у него, не может быть у человека забот. А если бы сейчас, в военное время, сравнить должность председателя с обязанностями замкоменданта, потребовалось бы не меньше десятка таких поселковых Советов.
Почти у каждого человека жизнь с возрастом усложняется. Свою жизнь Кайманов не считал исключением из этого правила. Но опыту Яков знал: друзей и родителей чаще всего вспоминают, когда особенно трудно…
Тихо на кладбище. Солнце все сильнее печет лопатки, сушит и без того сухую, каменистую землю. Стрекочут цикады и кузнечики, откуда-то издалека доносится чирикание кекликов — горных курочек. Все бури и волнения одной человеческой жизни заканчиваются в местах, таких, как это… А сколько сейчас безвестных могил к западу от Киева, к западу от Москвы? Сколько безвременно оборванных жизней!
Яков понимал, что прошедший вслед за ним шофер Гиргидава видел здесь лишь могильные холмики, не больше. Он ведь не знал всех этих когда-то живших, а теперь умерших людей. Но Гиргидава неожиданно для Якова опустился на одно колено и на какую-то минуту склонил темноволосую голову.