– Можешь подойти ближе, – произнесла она. – Прялка не кусается. Да и я тоже.
Для старухи у нее был очень острый слух.
Я опустилась на траву в нескольких шагах. Откуда она знает о моем предполагаемом даре? Финч или Гриз болтали с ней обо мне?
– Что тебе известно о даре?
Дихара хмыкнула.
– Что тебе о нем мало что известно.
Этого ей не могли рассказать Гриз и Финч, совершенно уверенные в моих способностях – но возразить мне было нечего. Я вздохнула.
– Это не твоя вина, – сказала Дихара, нажимая ногой на педаль колеса. – Замурованные почти совсем уморили его, так же как в свое время Древние.
– Замурованные? Кто это такие?
Нога на педали замерла, и старуха, обернувшись, заглянула мне в лицо.
– Твой народ. Вы окружили себя шумом, который сами и творите, и замечаете лишь зримое. Но для дара это не годится.
Я всмотрелась в ее запавшие глаза – голубые, но настолько выцветшие, что казались почти белыми.
– У тебя есть дар? – спросила я.
– Не удивляйся. Ничего невероятного в этом нет, дар – не такая уж большая редкость.
Я дернула плечом, не желая вступать в спор с престарелой женщиной, но в Морригане меня учили другому, и мой личный опыт тоже говорил о другом. Это было невероятно – дар богов избранному остатку, Выжившим и их потомкам. Дар встречался у жительниц многих Малых королевств, но не у безродных кочевников.
Вздернув одну бровь, Дихара иронично глядела на меня. Она поднялась, шагнула в сторону от колеса прялки и посмотрела в сторону стана.
– Встань, – приказала она. – Посмотри туда. Что ты видишь?
Я покорилась и увидела Эбена, который беззаботно играл с волками.
– Не со всеми волки так дружелюбны, как с Эбеном, – заговорила женщина. – Его нужда велика, и они ведают это. Он и сейчас лелеет ее, укрепляет. Но у этого пути нет имени. Это путь доверия. Таинственный, но не магический.
Я уставилась на Эбена, пытаясь вникнуть в то, что она говорит.
– Есть много таких путей, увидеть или услышать которые можно только особенными глазами и ушами. Дар, как ты его называешь, это путь, подобный пути Эбена.
Дихара вернулась к работе, как будто все уже было сказано, но для меня все оставалось полной загадкой. Старуха вытянула из мешка моток непряденой некрашеной шерсти, потом еще один, с более длинными прямыми волокнами.
– Что ты прядешь? – спросила я.
– Овечью шерсть, шерсть ламы и льняную кудель. Дары этого мира. Они могут быть разными – разного цвета и силы. Закрой глаза. Слушай.
– Слушать жужжание твоей прялки?
Она пожала плечами.
Вот оно.
Последний солнечный луч потух, небо над горами окрасилось пурпуром. Я закрыла глаза и слушала, как жужжит прялка, крутится колесо и пощелкивает педаль, я слышала шорох травы, журчание ручья, тихое гудение ветра в соснах – и больше ничего. Стало тихо, но тишина была обычная, не та глубокая, и мне надоело. Я открыла глаза.