Из чрева Морриган,
Из бездны отчаяния,
Из происков королей,
Из страхов королевы,
Надежда родится.
По ту сторону смерти,
За великим разломом,
Где голод пожирает души,
Умножится скорбь их.
Дракон свою месть замыслит,
Он предстанет во многих личинах,
На тех, кто в нужде, нашлет морок, соберет нечестивцев,
Могущественный, как бог, поражений не знающий,
Безжалостный в суде своем,
Непреклонный в законе своем,
Похититель мечты,
Сокрушитель надежды.
Я читала, и с каждым словом мне становилось труднее дышать. Закончив последний стих, я почувствовала, что по лицу течет холодный пот. Я принялась торопливо перелистывать старые листки в поисках каких-то пометок. Книжник скрупулезно заботился о таких вещах, внося книги в каталог. Найдя, я несколько раз перечитала их. Эти древние книги попали ему в руки через двенадцать лет после того, как родилась я. Это невозможно. Какая-то бессмыслица.
Но придет та, что будет сильнее,
Обретя свою силу через страданье,
Та, что будет сначала слаба и гонима,
Отмеченная когтем и лозой винограда,
Та, чье имя дано было в тайне,
Та, кого нарекут Джезелия.
Я никогда, ни разу в жизни не встречала в королевстве Морриган никого с именем Джезелия. А при королевском дворе и подавно. Именно это и заставило моего отца так сильно возражать против этого имени – отсутствие прецедента. Откуда мама взяла это имя? Не из этой книги.
Я спустила рубашку с одного плеча и изогнулась, чтобы посмотреть на свою каву. Упрямая лапа с когтями и лоза никуда не пропали.
Великие замыслы действуют по-своему. Я замотала головой. Нет, только не это. Всему найдется разумное объяснение. Я запихнула книги в седельный вьюк. Странный лес испугал меня, я устала за день, да еще и возбуждена работой над переводом. Вот и все. Не бывает никаких драконов, а тем более таких, чтобы питались кровью младенцев. Бессмыслица. Я нахожу в книге смыслы, которых на самом деле в ней нет и не может быть. Вот перечитаю это завтра при свете дня, и все прояснится.
Я положила в огонь толстый сук и, свернувшись на попоне, заставила себя думать о другом. О хорошем. Я представляла Паулину, чудесного ребенка, который у нее родится, думала о Берди и Гвинет, которые будут ей помогать, об их жизни в Терравине, спокойной и безоблачной. Хоть кому-то посчастливится прожить жизнь, о которой я так мечтала. Ах, как бы я хотела быть сейчас там. Я думала о том, что не отказалась бы сейчас от большой миски рыбной похлебки Берди, вспоминала перекличку судовых колоколов в заливе, тихие разговоры гостей в таверне, рев Отто, запах соли в воздухе и Гвинет, метко оценивающую нового посетителя.