– Лия, – услышала я шепот Рейфа. Взяв меня за подбородок, он повернул мое лицо к себе, заставив посмотреть на него, вспомнить о его присутствии, – ты в порядке?
Я тряхнула головой.
– Я не хотела говорить ей… – я посмотрела на Рейфа, неуверенная в том, что именно он слышал. – Ты был там? Ты слышал?
Он кивнул.
– У тебя не было другого выхода, только сказать ей всю правду.
Правду.
Я сказала Паулине, что Микаэль мертв. Но разве это не было меньшее из двух зол? Он не собирается приезжать к ней. Он никогда не придет. Если бы я сказала ей правду, это разрушило бы все мечты, которыми она жила. Все ее надежды обратились бы в миражи, фальшивые до самых корней. Она узнала бы, что над ней просто посмеялись. У нее не было бы ничего, на что можно опереться, только горечь, разъедающая сердце. А так у нее остались хотя бы нежные воспоминания о нем, разве этого мало, разве не будут они согревать ей сердце? Какая правда более жестока? О его обмане и предательстве или о его смерти?
– Я должен идти, – опять шепнул Рейф. Я вскинула на него глаза. Он стоял так близко, что я чувствовала сидр в его дыхании, слышала биение сердца, понимала, как мечутся его мысли – все нервы у меня были обнажены, сама ночь обступила нас, сближая.
Я схватила его руку.
– Нет, – сказала я. – Умоляю. Подожди.
Рейф посмотрел на свою руку там, где я держала ее, потом снова на меня. Сжатые губы дрогнули, взгляд смягчился – но затем, медленно, его словно заполнило что-то другое, холодное, жесткое. Он отстранился.
– Уже поздно.
– Конечно. – Моя рука неловко упала вдоль тела, будто не принадлежала мне. – Я всего лишь хотела поблагодарить тебя, пока ты не ушел. Если бы ты не проходил мимо, не знаю, что бы я делала.
В ответ Рейф только коротко кивнул и исчез в темноте.
Всю ночь я провела на стуле, не спуская глаз с Паулины. Я сидела тихо, стараясь ее не побеспокоить. Целый час она лежала неподвижно, уставившись в стену, потом ее грудь начали разрывать гортанные всхлипывания, они перешли в жалобный плач, напоминающий мяуканье раненого котенка, а под утро с ее губ срывались только тихие стоны: Микаэль, Микаэль, Микаэль… Паулина повторяла его имя без умолку, как будто он был рядом и она обращалась к нему. Я пробовала заговорить с ней, но она меня отталкивала. Время от времени я предлагала ей воду, предлагала помолиться, предлагала, предлагала – но не могла предложить ничего, что бы унесло прочь ее боль.
А ведь утром, вспомнила я, меня вдруг охватил испуг от мысли, что я, возможно, никогда не познакомлюсь с молодым человеком, который так любит Паулину. Теперь-то я, наоборот, боялась, что могу когда-нибудь встретиться с ним. Я бы вырезала ему сердце тупым ножом и скормила чайкам.