Дети Эдема (Грасеффа) - страница 111

– Подполье больше одного человека, оно важнее, чем беды чьей-то одной ночи. Тебя мы почти не знаем, во всяком случае, гораздо меньше, чем других второрожденных. Про большинство из них мы узнаем, когда они еще совсем дети, даже младенцы, а то и до рождения. Наши исследовательские методы отличаются немалой тонкостью – во всяком случае, сравнительно с теми, что на вооружении у Центра. Но тебя мы упустили полностью, нашли чисто случайно, просто повезло. Большинство второрожденных появились здесь так давно, что фактически стали членами семьи. Они – люди верные. А ты…

– Мы не знаем, кому верна ты, – вставляет Флинт.

– Я всю жизнь провела в заточении из-за политики Центра! – вскипаю я. – Надо мной постоянно висела угроза тюрьмы или смерти. Власти убили мою мать! И после всего этого вы еще можете сомневаться в моей верности?

– Человек всегда загадка – даже для самого себя, – говорит Флинт. – Никогда нельзя быть уверенным, как поведешь себя в экстремальной ситуации, пока не попадешь в нее. Но на данный момент я готов принять тебя в Подполье. Отныне ты одна из нас… сестра.

Он протягивает мне руку. Я молча гляжу на него. Я понимаю, почему он повел себя так, как повел. Теоретически понимаю. Но то, что он так обошелся именно со мной, меняет дело. Между рациональной потребностью и реальным добропорядочным поведением – громадная разница. Логике не всегда дано торжествовать.

Тем не менее, рука моя сама собою тянется к его руке и крепко ее пожимает. Я чувствую, как что-то во мне переворачивается. Флинт – прирожденный лидер, это ясно. Достаточно раз посмотреть на него, и сразу становится видно, что он все держит в руках. От него исходит уверенность, я чувствую, что могу на него положиться. Сестра… Я больше не одинока.

Но когда следом за Флинтом мне протягивает руку Лэчлэн, я лишь бросаю на него холодный взгляд и демонстративно отворачиваюсь. Мы поверили друг другу свои секреты. Рассказали, как нам обоим жилось. И он не должен был допустить того, что произошло. Почему так поступил Флинт, я понимаю и прощаю его, а вот Лэчлэна почему-то простить не могу. Быть может, это и не совсем правильно, но уж как есть.

– Пошли. – Флинт легко касается моего плеча. – Представлю тебя Подполью.

Мы выходим из пыточной камеры – сейчас это просто комната – и вступаем в… не подберу нужных слов, ничего подобного я вообразить не могла.

Я – внутри какого-то драгоценного камня, многогранного, переливающегося разными цветами.

– А мы… мы все еще под Эдемом? – Я запинаюсь, не веря своим глазам.

Я оглядываю гигантскую, чуть не в полмили шириной, кристаллическую пещеру. Сверху и почти целиком по бокам она состоит из светлых, прозрачных выпуклых камней, похожих на цветной лед. Переливающиеся разными оттенками бледно-бледно-розового, аметистового, дымчато-серебристого, голубого, как морская волна, и совершенно прозрачные, как алмаз, они обступают меня со всех сторон, поглощая тусклый искусственный свет, и все это так прекрасно, что поначалу от меня ускользает еще одна, даже более удивительная вещь. В самом центре мерцающей кристаллической пещеры почти к самому потолку поднимается, раскидав вокруг себя более чем на сто футов пышную крону, дерево.