– Не нужны мне эти линзы. Пусть Лэч… мой друг их возьмет. – Кажется, спохватилась я вовремя – имени его называть нельзя.
Она не останавливается и бросает на ходу:
– Забудь. Этого не будет.
Я стараюсь не отставать.
– Но, повторяю, они мне не нужны. А ему нужны.
Она театрально зажимает уши.
– Даже слушать ничего не хочу. Мне и без того немалого труда стоило сдвинуть внутрь три из колец Серпантина, но этим мои общественно полезные деяния исчерпываются. Можешь сражаться с Центром или превратиться в черепаху, или окормлять голодных и нищих – мне все равно. Об одном только прошу: мне ничего говорить не надо.
– Да вам ничего и не нужно знать, – пытаюсь убедить ее я. – Просто отдайте линзы не мне, а ему.
– Девочка, неужели ты не понимаешь? Это твои линзы. Твои и ничьи другие.
– Я знаю, мама вам заплатила, но…
– Да не в деньгах тут дело. – Она грустно усмехается. – То, что я сейчас скажу, будет в первый и последний раз. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что никому в Центре доныне не удавалось изготовить линзы, которые подходили бы кому-то персонально? Которые – так, как эти, – знаменовали бы прорыв в общей системе Экопана? Это шедевр! Мой шедевр. Раньше, при всей моей квалификации, при всех моих ученых степенях, я ставила заурядные импланты Бестиям – рога, чешую, – но вот впервые в жизни мне удалось создать нечто исключительное. Это ведь не просто линзы. Твоя мама снабдила меня всем необходимым – сканом глаз, мозга, температурным графиком, метаболическими данными, обрисовала личностные особенности… Эти линзы изготовлены исключительно для тебя. Любому другому ставить их бессмысленно.
Я потрясена. Не знаю, что и думать. Раньше я тосковала по нормальной жизни, но, убедившись в ее невозможности, решила, что линзы мне совершенно не нужны. Я хочу остаться самой собой. Со своими глазами, своей индивидуальностью, пусть даже всю жизнь придется таиться. Пусть даже умереть придется ради этого.
У меня уже готово сорваться с губ: забудьте вы про эти линзы, уничтожьте их, мы уходим… когда Лэчлэн стискивает мне плечо. Вряд ли он этого хотел, но получилось больно.
– Ты должна получить эти линзы, – говорит он сквозь зубы. – Ты станешь на мое место.
Я трясу головой.
– Нет… – начинаю я, но он тянет меня в сторону, бросая на ходу: извините нас. Киберхирург пожимает плечами и раздраженно машет рукой – ступайте, мол, куда хотите.
– Это наш единственный шанс, – шипит Лэчлэн, едва мы остаемся вдвоем. Он так тесно прижимает меня к себе, что мне становится неловко. – Зазор очень узок. В том числе и возрастной. В школу, в семьи внутреннего круга должен проникнуть кто-то нашего с тобой возраста, иначе вся операция пойдет насмарку.