Выброс адреналина подобен разряду молнии. Я вскакиваю на ноги, даже не сообразив толком, что дело происходит не во сне, а наяву.
– Нет, – невнятно бормочу я, не переставая двигаться. – Дайте мне вернуться в мой сон о счастье.
Первая моя мысль, да что там первая – единственная в эти смутные секунды пробуждения состоит в том, что я никому и ничему не позволю помешать нашему новому свиданию с Ларк нынче ночью. Не знаю, что означал тот поцелуй для нее или для меня. Не знаю, что я должна сейчас чувствовать. Чтобы понять это, мне нужно еще какое-то время.
Не сразу я осознаю, что происходящее – не просто ускорение в реализации плана, не блик на экране радара, означающий отсрочку очередного свидания с Ларк, то есть отсрочку осуществления моих надежд. Это конец всего, что было прежде.
– О нас стало известно. О тебе, – говорит мама, швыряя мои вещи в мешок для мусора.
Я тяжело опускаюсь на кровать. Странно, но первыми словами, сорвавшимися у меня с языка, были:
– Почему мне нельзя взять чемодан?
– Придется сжечь всю твою одежду. Избавиться от всего, что так или иначе с тобою связано. Как только тебя здесь не будет, мы стерилизуем комнату, сотрем все отпечатки пальцев, уничтожим любые следы ДНК…
В голове у меня все еще мелькают неясные образы сна, а вместе с ними образ Ларк.
– Да, ма, но что же мне надеть? – Похоже, это главный вопрос, который смущает мое все еще не вполне очнувшееся от сна сознание. Ложась спать, я думала, что на мне будет, когда мы снова увидимся с Ларк, и вот…
– Да какая разница – что угодно! Просто накинь на себя что-нибудь. – Мама совершенно обезумела. Мои одежды летают по комнате, она подхватывает их, сворачивает в узел, распихивает по сумкам. – Живо! Одевайся! – Она бросает мне шафраново-оранжевую тунику с поясом и блестяще-золотистые школьные брюки Эша.
Я медленно натягиваю их и поворачиваюсь спиной, чтобы снять ночную рубашку. Туника сшита из мягкой ткани, имитирующей нежнейшую замшу. Раньше я никогда ее не надевала. Мама купила ее только неделю назад, даже ценник сохранился. Сумма – запредельная.
Я стою с задранной до головы рубашкой, и в мозгу у меня копошится какая-то мысль… пока неясная.
– Живо! – снова рявкает мама, и тут я понимаю, насколько ей страшно. Мысль, та самая, еще не сформировавшаяся, исчезает. Я затягиваю пояс на тунике, поворачиваюсь и опускаюсь на колени рядом с мамой, которая отнимает у меня сейчас всю мою жизнь.