Были Женя Симагин, Саша Веденеев, другие ребята, которых слишком много погибло за два года войны. А немцы есть. Они рядом. В городах и селах. На наших дорогах. В наших лесах. Немцы шли по следу, их движение приостановили два хороших человека.
Колосов помнит каждый последующий шаг группы. Помнит, как остановил Речкин разведчиков. Подумалось о том, что кому-то вновь надо оставаться, чтобы сдержать гитлеровцев. Речкин сказал нечто другое. «Кровь из носу, — сказал Речкин, — а рация, радист должны быть у партизан». На ногах лейтенант держался, но силы его были на исходе. Дышал тяжело. Говорил трудно. Ссутулился. Веки воспалились. Щеки впали. Нос заострился. «Тебе, Коля, вести радиста, — приказал Колосову. — Этих, — кивнул он в ту сторону, откуда могли показаться немцы, — мы возьмем на себя».
Радист Неплюев лежал на траве. Он не мог объяснить, что с ним произошло. Говорил, будто голову словно обручем схватило, полыхнуло якобы в голове огнем. Понимал, что сотворил. Избегал смотреть товарищам в глаза. Руки у него мелко подрагивали. Он старался унять эту дрожь и не мог. «Ладно, — сказал тогда Речкин, — что было, то было, быльем заросло. На рации работать можешь?» Неплюев вскочил, заторопился, вытащил из мешка свой ящик, сам раскрутил антенну, забросил провод с грузилом на дерево. Речкин передал ему лист с текстом. Неплюев, как то и положено, зашифровал, примостил на коленке ключ-лягушку, застучал. Тогда он еще мог работать на рации.
С рассветом стал накрапывать дождик. Облака стелились низко, нависали над лесом сплошным покрывалом. Появилась надежда, что в такую погоду самолет не поднимется. Речкин тем не менее свое решение оставил в силе. «Рисковать рацией, радистом, — сказал он, — мы не имеем права. Ты, Коля, остаешься. Прорываться мы будем без вас». Разведчики выбрали место в зарослях, стали рыть тайник. Яму копали в корнях ели, землю сносили в овраг. Ссыпали в небольшой ручей, что звенел на дне оврага. Замаскировали тайник. «Пора, — сказал Речкин и стал прощаться. — Бог не выдаст, свинья не съест, Коля, — хмуро пошутил он. — Держись». Неплюева Речкин хлопнул по плечу, призывая этим жестом и его держаться до последнего. По очереди подошли ребята. С Колосовым обнялись, Неплюеву кивали. Не могли простить того, что произошло. Радист понимал, стоял понурый. Колосов полез в тайник. Сквозь узкую горловину он первым забрался в яму. Принял рацию, оружие, Неплюева. Их замуровали в тайнике.
Как только товарищи отошли, стало очень тихо. Могильно тихо, как определил Колосов. О том, что происходит снаружи, можно было лишь догадываться. Вначале старшина не слышал ничего. Задерживал дыхание, но не различал ни звука. Потом донеслись первые выстрелы. Начался бой. То коротко, то длинно рассыпались автоматные очереди. Разведчикам приходилось беречь боезапас, гитлеровцы патронов не жалели. Минут через двадцать после начала боя стали слышны длинные очереди, на которые ответно короткими очередями стрелял один автомат.