Тут понимай как хочешь. А может, я просто все себе вообразил, идиот. Может, она и в самом деле про меня не думала. Может, всего, что случилось потом, и не произошло бы, если б я, идиот, не вообразил себе, что Шерли и меня пригласила. Но я ни о чем не жалею. Слышите, парни, — ни о чем!
В следующее воскресенье я, конечно, был тут как тут. Мы сидели с Шерли на тахте. На улице — дождь, как с цепи сорвался. Дитер сидел за письменным столом и занимался, а мы ждали, когда он кончит. Шерли уже плащ надела и все такое. Она нисколько не удивилась, ничего, когда я позвонил. Значит, все было, как я и думал. А может, она и удивилась, но просто виду не подала. На этот раз Дитер п и-с а л. На машинке печатал. Двумя пальцами. Из головы. Сочинение, подумал я. Так оно, наверно, и было. Причем я сразу увидел: заело у него. Мне-то это знакомо. Он печатал примерно в полчаса по букве. Этим, по-моему, уже все сказано. Шерли в конце концов не выдержала: «Послушай, может, не стоит так уж вымучивать?»
Дитер на это ни слова. А я все время, не отрываясь, на ноги его глазел. Он их закрутил вокруг ножек стула и носками зацепился. Не знаю, может, у него привычка такая была. Но мне, собственно, с самого начала было ясно, что он не поедет.
Шерли опять начала: «Ну пошли! Брось ты все это, пускай отлежится. Потом знаешь как пойдет».
Она не сердилась, ничего. Пока ничего. Я бы сказал, она очень бережно с ним обращалась — прямо медсестра.
А Дитер и говорит: «На лодке — в такую погоду!»
Не помню уж, говорил ли я, что Шерли задумала лодку напрокат взять.
Шерли на это сразу: «Хорошо, не на лодке, так на пароходе». Вообще-то говоря, Дитер был прав. Идея бредовая — на лодке в такую погоду. Он снова застучал. А Шерли: «Ну, не на пароходе, так хоть прогуляемся просто по нашему кварталу».
Ока сделала последнее предложение, и для Дитера это уж точно был последний шанс. Но он даже ухом не повел.
Шерли: «Можно подумать, что мы сахарные».
По-моему, именно в этот момент ее терпение и лопнуло. А Дитер спокойно так говорит: «Ну вот и поезжайте, чего же вы».
Шерли: «Ты же твердо обещал».
Дитер: «Я и говорю: поезжайте!»
Тут Шерли взорвалась: «И поедем!»
Я поднялся и вышел. Что будет дальше, каждому ясно. И я тут уж абсолютно не к месту.
Я хочу сказать: я вышел из комнаты. Мне, конечно, вообще надо было уйти. Я понимаю. Но я просто не мог. Начал слоняться по кухне. И вдруг опять вспомнил старичка Вертера, как он писал:
«Нет такого грошового дела, которое не занимало бы его больше, чем это сокровище, эта чудная жена!.. Это пресыщение, равнодушие — не больше!»