— Очень метко! Именно это я и хотел сказать.
— Но это же абсурд! — возмутился Брендон. — Общество, в котором не существует контроля за исполнением законов и отсутствуют карающие органы…
— Эти карающие органы, — тут же прервал его назидательную речь Стивен, — и есть самое уязвимое место общества, потому что…
Теперь перебил уже Брендон:
— Значит, их надо упразднить?
— Нет, но их надо сделать такими, чтобы собственно человек — с его личными пристрастиями и убеждениями, а чаще — предубеждениями, с его сиюминутными эмоциями и прочими слабостями — не мог в них участвовать.
— Боже мой, какая утопия! — развел руками Брендон. — По-твоему, нас должны судить созданные нами машины? Или сам Господь Бог будет спускаться к нам каждый раз, чтобы помочь разобраться?
— Не знаю… Порочность состоит в том, что можно только сказать «да» или «нет», и третьего не дано. Но не может быть абсолютно виновного, как и абсолютно невиновного.
— Я с тобой не согласен. Ты рассуждаешь слишком категорично, — возразил Брендон.
Стивен вдруг посмотрел пристально и произнес:
— Значит так, Бренд: несколько месяцев нам с тобой на разработку плана… и еще год-два — на его реализацию. Все! На большее не рассчитывай.
Брендон недоуменно заморгал, не ожидая такого резкого поворота темы.
— Я не собираюсь торчать тут до старости. И выберусь отсюда любой ценой. Запомни это!
Прошло три года после того разговора, но новый побег так и не был пока осуществлен. Хотя планов уже имелось предостаточно, Стивен сам отвергал все сомнительные и ненадежные варианты. Ему нужен был абсолютный, беспроигрышный план, а самый лучший из пока что придуманных обещал успех не более чем на пятьдесят процентов.
Брендону удалось достаточно скоро восстановить свое доброе имя, и карьера его снова пошла вверх. В последний год он добился для Стивена перевода в старую, небольшую тюрьму с более свободными условиями содержания. Стивену здесь даже понравилось — с той оговоркой, что сказать подобное о таком месте, как тюрьма, можно лишь с изрядной долей иронии. И он не имел ничего против еще год-другой провести за решеткой, только чтобы свобода, которую надеялся вновь обрести, стала бы свободой навсегда. Однако перевод на новое место заключения привел к тому, что дело с побегом только замедлилось.
Хотя Стивен постоянно был чем-то занят и работа, которую ему поручали, не вызывала у него отвращения, все же бывало, что вечерами тоска охватывала смертная. И не столько окружавшие его тюремные стены и мелькавшие перед глазами решетки, сколько одно сознание того, что он