— Ладно, Берни, но мне тогда надо что-то про него знать. Ну хотя бы что он конкретно для людей делает?
Довольно быстро выяснилось, что Берни знает про Винсента Джея Полетти немногим больше, чем я. Он настоящий слуга народа, и больше ничего; делает все, что в его силах, чтобы помочь людям.
— Ну слушай, Боб. Какая разница? Где твое воображение? Раньше ты ничего такого не спрашивал. Слушай. Из того, что ты мне сейчас сказал, можно навскидку придумать такую историю. Я еду; перед роддомом меня останавливает молодая пара, он только что с фронта, и жена с ним. И у них этот ребеночек, три дня ему, и они на седьмом небе. Только есть проблема. У парня-то ни работы, ничего. Они только что сюда приехали, никого не знают, — может, они пуэрториканцы или что-то в этом роде. Платят каждую неделю за комнату, да и все. И вот денег у них уже нет. Я везу их домой, они живут прямо в моем районе, мы болтаем, и я им говорю: «Познакомлю-ка я вас, ребята, с одним моим приятелем».
— С депутатом Винсентом Джеем Полетти?
— Естественно. Только никаких имен я пока не называю. Просто говорю, что он мой приятель. Так вот, мы подъезжаем, я захожу, рассказываю Полетти, в чем проблема, он выходит, заводит разговор с молодыми и дает им денег или как-то так. Понимаешь? Половина рассказа у тебя уже есть.
— Да-да, Берни, подожди только.
Я встал и начал ходить взад-вперед с театральным видом — как в Голливуде люди, должно быть, ходят туда-сюда во время сценарных совещаний.
— Подожди. После того как он дал им денег, он садится к тебе в такси и ты везешь его по бульвару Гранд-конкурс, а эти двое пуэрториканцев стоят на обочине, смотрят друг на друга, и девушка спрашивает: «Ну и кто это был?» А парень с серьезным видом отвечает: «Дорогая, неужели ты не знаешь? Неужели ты не заметила, что он был в маске?»[31] — и она говорит: «Нет, ну не может же быть, что…», а он отвечает: «Да-да, так и есть. Дорогая моя, это и был Одинокий депутат». И дальше, слушай! Знаешь, что будет дальше? Слушай тогда. Они идут домой и вдруг слышат голос. Ты же уже понимаешь, что этот голос говорит?
Я опустился на пол и, прильнув к паркету трясущимся коленом, выдал последнюю реплику:
— Он говорит: «Но-но, Берни Сильвер, пошел!»
На письме это, быть может, и не так смешно, но я чуть не умер от хохота. Должно быть, я смеялся не меньше минуты, пока не закашлялся и Джоан не пришла похлопать меня по спине; и только потом, уже отходя от всего этого, я понял, что Берни было не смешно. Он был озадачен, но из вежливости ухмылялся, пока я не пришел в себя, и теперь он сидел, уставившись на собственные руки, а щеки его — щеки совершенно непьющего человека — пошли пятнами. Я задел его самолюбие. Помню, как я сожалел, что его самолюбие так легко задеть и что Джоан снова ушла на кухню и не помогла мне выкарабкаться из этой затруднительной ситуации; помню, как потом нахлынули раскаяние и чувство вины и как я — чтобы прервать молчание — решил, что единственный достойный способ исправить ситуацию — взяться за рассказ. Естественно, он тут же воспрянул, стоило мне только сказать, что я попробую.