Вот так нас всех и наняли — шесть или восемь человек, которые хмурились той зимой в болезненном свете флуоресцентных ламп, освещавших редакционные помещения, и большинство из нас не скрывали желания изменить свою жизнь к лучшему. Я пришел в «Лидер», когда потерял работу в одной из городских ежедневок, и оставался там только до следующей весны, пока меня не спасло предложение от одного крупного иллюстрированного журнала, в котором я тружусь и по сей день. У остальных были свои причины, которые они, как и я, без конца обсуждали, не жалея времени: это место отлично подходило для надрывных, многословных рассказов о жизненных неудачах.
Лион Собел влился в наш коллектив примерно на месяц позже меня, однако в то самое мгновение, как Крамм привел его в редакцию, мы все поняли, что с ним все будет иначе. Он стоял среди письменных столов, заваленных всяким редакционным хламом, и оглядывал их с видом полководца, озирающего новые территории, которые предстоит захватить, и когда Крамм его всем представил (забыв имена половины из нас), новичок по-театральному серьезно пожал каждому руку. Ему было лет тридцать пять — он был старше большинства из нас, очень низкого роста, напряженный, с копной черных волос, которые словно извергались из недр черепа, с серьезным узкогубым лицом, изъеденным шрамами от прыщей. Когда он говорил, его брови двигались не переставая, а глаза — не столько пронзительные, сколько стремящиеся пронзить, — никогда не отрывались от глаз собеседника.
Первое, что я о нем узнал: он никогда прежде не работал ни в одной конторе, всю свою сознательную жизнь он был слесарем по листовому металлу. Более того, в «Лидер» он пришел не по крайней нужде, как все мы, а, как сам он сказал, из принципа. Он для этого даже бросил работу на фабрике, где зарплата была почти в два раза выше.
— А что такого? Ты мне не веришь? — спросил он, когда рассказал мне об этом.
— Да не то чтобы, — возразил я. — Просто, понимаешь, я…
— Думаешь, я рехнулся? — предположил он, и лицо его искривилось в лукавой улыбке.
Я начал протестовать, но парня было не провести.
— Да ладно, Маккейб, не переживай. Меня уже не раз сумасшедшим называли. Но мне все равно. Жена говорит: «А ты чего ждал, Лион?» Она говорит: «Люди никогда не понимают тех, кто ищет в жизни чего-то большего, чем просто деньги». И она права! Да-да, права!
— Нет, — начал я, — погоди-ка минуту. Я…
— Принято считать, будто есть два типа людей: ты либо акула, либо тебе остается только лечь на лопатки и ждать, пока акулы сожрут тебя заживо, так уж устроен мир. Почему? Понятия не имею. Это безумие? Ну и ладно.