Трудно было их за это винить: газета была настоящим чудовищем. Это была толстая малоформатная газета, выходившая дважды в месяц, печаталась плохо, в руках быстро разваливалась, и собрать ее снова в нужном порядке было очень сложно. Если же говорить о направлении, то заявлялось следующее: «Независимая газета, проникнутая духом профсоюзного движения», — однако на самом деле это было своего рода профессиональное издания для профсоюзных деятелей, которые покупали подписку из средств своего союза и скорее готовы были терпеть все, чем их пичкали, нежели стремились получить нужную информацию или испытывали потребность в том, что преподносила им эта газета. Освещение событий, происходящих в стране, «с позиции трудящихся», было откровенно банальным, вероятно, неточным и часто попросту непонятным из-за обилия опечаток. Тесные колонки были заполнены в основном льстивыми отчетами о свершениях профсоюзов, руководители которых состояли в числе подписчиков; при этом часто приходилось жертвовать гораздо более важными новостями о тех организациях, от имени которых подписку никто не оформил. Кроме того, каждый выпуск пестрел примитивными рекламными объявлениями, призывающими к «гармонии» во имя разнообразных мелких производственных компаний, руководителей которых Финкелю и Крамму удалось убедить, ценой уговоров или запугивания, купить рекламное место. Такой компромисс почти наверняка подкосил бы настоящую профсоюзную газету, однако «Лидеру» ни в коей мере не навредил, что и не удивительно.
Текучесть кадров в редакции была очень большой. Когда кто-нибудь уходил, руководство подавало объявление в «Таймс», предлагая «разумную зарплату, сообразную опыту». После этого на тротуаре у входа в редакцию «Лидера», перед фасадом из песчаника, на окраине портновского квартала, всякий раз появлялась небольшая толпа, и Крамм — редактор (Финкель считался издателем) — всех претендентов заставлял ждать добрых полчаса и только потом собирал пачку заявлений и, приняв важный и мрачный вид, открывал дверь: думаю, он искренне наслаждался этой редкой возможностью изобразить делового человека.
— Тише, тише, не спешите, — говорил он, когда люди набивались в помещение и упирались в деревянное ограждение, отделяющее внутренние кабинеты. — Не спешите, джентльмены.
Потом он поднимал руку и возглашал:
— Позвольте ваше внимание! — и принимался объяснять, в чем состоит работа.
Половина народу ретировалась после того, как он добирался до тарифной сетки, а из оставшихся мало кто смог бы составить серьезную конкуренцию человеку трезвому, мытому и способному сформулировать связное предложение.