В конце концов какая-то девочка сказала: «Спасибо, мисс Снел», и весь класс отозвался нестройным хором: «Спасибо, мисс Снел».
— Пожалуйста, — ответила она, успокоившись. — Желаю вам всем приятных праздников.
К счастью, в этот момент прозвенел звонок, шумная толпа бросилась в гардероб, и смотреть на мисс Снел было уже не нужно. Среди всеобщего гама они опять услышали ее голос:
— Будьте добры, перед тем как уйти, выбросите ленты и бумагу в корзину.
Джон Герхардт натянул резиновые сапоги, схватил плащ и, расталкивая локтями всех, кто попадался ему на пути, выбрался из гардеробной и выскочил из класса в шумный коридор.
— Эй, Говард, подожди! — крикнул он Говарду Уайту, и вот они оба уже выскочили из школы и побежали прямо по лужам через игровую площадку.
Мисс Снел была теперь далеко позади и с каждым шагом отдалялась все больше; если бежать побыстрее, можно было даже не встретить близнецов Тейлор, и тогда уже точно больше не придется обо всем этом думать. Сапоги с хлюпаньем опускались на землю, от плащей поднимался пар, а Джон и Говард все бежали, ликуя, что им удалось наконец вырваться.
До появления его имени в полицейских протоколах и на страницах газет Джон Фэллон не представлял особого интереса ни для кого из окружающих. Он работал клерком в солидной страховой конторе, где целыми днями с деловитым выражением лица слонялся среди картотечных шкафов, а закатанные рукава его белой рубашки обнажали золотые часы на одном запястье и браслет с армейским жетоном — напоминание о самом бурном и бесшабашном периоде его жизни — на другом. Это был крупный мужчина двадцати девяти лет с широким бледным лицом и всегда аккуратно причесанными каштановыми волосами. Взгляд у него был открытый и добродушный, за исключением тех случаев, когда он широко раскрывал глаза от изумления либо прищуривал их угрожающе; а его по-детски пухлые губы напрягались, образуя твердую складку, лишь в те минуты, когда он готов был разбавить речь крепким словцом. В повседневной одежде он отдавал предпочтение пиджакам из гладкой голубой ткани с подбитыми ватой плечами и очень низко расположенными пуговицами, а при ходьбе звонко чеканил шаг подкованными ботинками. Жил он в Саннисайде, Куинс[10], и уже десять лет был женат на тонюсенькой женщине по имени Роуз, которая страдала от синусовых головных болей и не могла иметь детей, зато зарабатывала больше его, печатая на машинке со скоростью восемьдесят семь слов в минуту без скидок на замену жвачки во рту.
Пять вечеров в неделю, с воскресенья по четверг, Фэллоны проводили дома за игрой в карты и просмотром телепередач; иногда жена отсылала его за сэндвичами и картофельным салатом, чтобы лишний раз перекусить перед отходом ко сну. А по пятницам, в конце рабочей недели, вечером шли трансляции боксерских поединков и Джон отправлялся в гриль-бар «Остров» на бульваре Куинс. Тамошнюю компанию составляли скорее друзья по привычке, чем по выбору, и первые полчаса обычно проходили в неловкой суете, грубом подшучивании друг над другом и глумливых приветствиях, которые обрушивались на каждого новоприбывшего («Парни, глядите, что там за чучело нарисовалось в дверях!»). Однако к моменту завершения последнего из боев они успевали допиться и дошутиться до благодушно-приподнятого настроения, и зачастую вечернюю программу венчали пение хором и возвращение домой нетвердой походкой в два или три часа ночи. По субботам Фэллон, отоспавшись, помогал жене с работами по дому, а вечер принадлежал уже ей: они посещали один из ближайших кинотеатров, а затем кафе-мороженое и обычно укладывались спать не позднее полуночи. Далее следовало полусонное воскресное шуршание газет в гостиной, и начиналась новая неделя.