Шагая по лесу быстрой походкой, он ощущал себя лет на двадцать моложе. А, главное, счастливее! И куда подевался тот Старик со скрипучими суставами, больной спиной и боязнью встревать в неприятности? Зачем вообще он сопротивлялся, пытаясь казаться не тем, кем был в действительности? Наверное, поэтому он и чувствовал себя старым, так как все его силы уходили на дурацкую борьбу с самим собой.
К счастью, унылые времена закончились, и им на смену пришли новые, гораздо более яркие и интересные.
В отличие от Старика с его скудными запросами, Морок умел по-настоящему радоваться жизни. Даже воздух, и тот стал казаться ему чище и свежее. А чужая запекшаяся кровь у него на лице была словно боевая раскраска, придающая ему злости. Он взбирался на склоны, не чувствуя усталости, а когда сбегал с них, у него за спиной как будто и вовсе вырастали крылья.
Он уже забыл, каково оно — чувствовать себя настолько свободным. Жалкий Старик не мог бросить постылую работу, выжимавшую из него все соки — вот же смех! Морок шутя избавился от этой кандальной гири и уподобился вольному ветру, не привязанному ни к кому и ни к чему.
И все-таки он не забывал, что отдых ему тоже необходим. Поэтому часто останавливался для того, чтобы сесть, прислонившись спиной к дереву, и прислушаться к лесным звукам.
Он рассчитывал на то, что враги дадут о себе знать шумом моторов, но они впервые за сегодня сумели его удивить. Вместо моторов он услышал на очередном привале… рев лесного пожара! Поначалу далекого, но вскоре стало ясно, что огонь стремительно приближается.
Вне всяких сомнений, лес подожгли стрельбаны. И очень грамотно — ветер гнал пламя на юг широким фронтом, вынуждая Морока бежать в том же направлении.
Это было плохо. Он не знал, как долго еще будет тянуться сухобор, но раз враги решили его выкурить, значит до опушки оставалось недалеко. Или, может, они его не выкуривали, а зажаривали? Нет, маловероятно. Тогда они не узнают точно, погиб Морок или нет, а это их не устроит. Он был нужен им живым. Или хотя бы раненым, ведь его ждала долгая и мучительная казнь.
Бежать вперед, туда где ему устроили засаду, было немногим умнее, чем назад, прямиком в огонь. И Морок принял соломоново решение, сменив курс на восток. Теперь он не уносил ноги от пламени, а двигался почти параллельно фронту надвигающегося пожара. Почти — потому что мало-помалу он все же отклонялся к югу.
Раздутый ветром огонь пожирал лес и траву с невероятной скоростью. Еще недавно беглец видел лишь просвечивающее сквозь деревья зарево, и вот уже в опасной близости от Морока ревет стена огня. Однако вместе с нею он видел и другое: лес редел и вскоре должен был закончиться. Поэтому Морок, стиснув зубы, терпел разъедающий глаза и горло дым и накатывающие на него волны жара.