- Простыли! Что вы, черти вас порви, картонные, что ли? Где командир ваш?
- Нема у нас командира, - ответил другой красноармеец, вихрастый парнишка с толстыми ребячьими губами. - Убили нашего командира-сержанта. Оторвались мы от своих и не знаем толком, куда податься.
- Хороши! - сказал Горюнов, покачав головой. - В трёх соснах заплутали… Раз такое дело - принимаю командование. А ну, давай стройся! В бою отдохнём, в огне согреемся.
- Дак вы ж, товарищ, как видно, связист, по нашему делу непривычны, - с сомнением поглядев на Горюнова, сказал рябоватый, но подтянулся и рукавом шинели обтёр мокрый приклад винтовки.
- Что значит непривычен? Ко всему привыкать на войне надо… Стройся, стройся, говорю… Сколько вас тут всего? Двенадцать? Так это ж, братики, сила! Это ж прямо железная дивизия. А ну, становись!
Весёлый голос Горюнова оказал своё действие. На усталых и безразличных лицах красноармейцев, осветляя их, мелькнули улыбки.
- Лишние гранаты у кого есть? Давай командиру, а то у меня, ребятки, всего оружия что эта висюлька, - Горюнов хлопнул по кобуре, - с ней много не навоюешь.
Он взял из протянутых к нему рук три гранаты: две заткнул за пояс, третью стиснул в здоровой руке.
- Ну, пошли! Дадим гансам жизни и сами оживём. Дивизия, шагом марш!
«Дивизия» двинулась за своим командиром гуськом по дну оврага. Горюнов шагал впереди, уже не чувствуя ни одинокой сиротливости, с которой он пробирался от реки, ни боли в руке. В нём рождалось и крепло чувство ответственности командира за свою «дивизию», и, оглядываясь на идущих за ним красноармейцев, Горюнов с удовлетворением видел, что выражение унылой и мёртвой усталости сошло с их лиц. Люди шагали уже твёрдо, глаза их ожили и блестели живо и зло.
«Сердиться начинают землячки, - подумал Горюнов. - Это хорошо. Наделаем дел».
Дно оврага медленно повышалось, выводя в открытое поле. Горюнов остановил «дивизию».
- Дивизия, стой! Надо разобраться в обстановке.
Оставив людей позади, он прополз по полю до копны прелого сена, вскарабкался на неё и огляделся. Справа от него темнели избы деревни. Оттуда доносились звуки стрельбы, и между ними мелькали вспышки и вставали чёрные столбы минных разрывов. По звуку ударов и по цвету дыма Горюнов узнал немецкие мины. Ему стало ясно, что в деревне свои и что сосредоточенный огонь немецких миномётов прижимает своих. Продолжая осматриваться, Горюнов разглядел впереди высотку, густо поросшую кустарником. Миномёты били оттуда. Прищуря глаз, Горюнов смотрел на высотку, соображая. Потом он скатился с копны, вернулся к своим красноармейцам и подозвал рябоватого.