Даниэл приходил в ярость, когда слышал такое. От бессильной злости они с Карианной принимались топать друг на друга ногами, как дети. Примирение было столь же неистовым: зажигательные поцелуи, зажигательная постель. После этого они жили душа в душу до следующего раза, когда что-нибудь вызывало новую грозу.
В марте они поехали в гости к его сестре и зятю, которые жили в стандартном домике на юго-востоке от Осло, в Энебакке. Карианна еще не встречалась с ними. Они произвели на нее хорошее впечатление. Сесилия была высокого роста, несколько угловатая, на вид лет тридцати пяти: Эйвинну было ближе к сорока, чернобородый и плотный, он был почти такой же смуглый, как Даниэл, только с голубыми глазами и ярко выраженными европейскими чертами лица.
За ужином, как раз когда Карианна начала чувствовать себя свободнее, Сесилия сказала между двумя вилками домашней пиццы с креветками:
— Кстати, Даниэл, можешь нас поздравить. Мы получили разрешение усыновить ребенка.
Даниэл хмыкнул.
— Вы, значит, не раздумали?
— Даниэл! — укоризненным и в то же время уступчивым тоном проговорила Сесилия. — Конечно, нет! Ты же знаешь, мы очень довольны.
— Но помучили нас здорово, — прибавил Эйвинн. — Сесси особенно досталось. Ты ведь сильно переживала, когда они уперлись из-за того, что мы атеисты, правда?
— Теперь все позади, — сказала Сесилия. — По крайней мере эта сторона дела улажена. Хотя нам еще ждать и ждать. Сейчас вопрос в том, понравимся ли мы как приемные родители в Колумбии. Потом — найдется ли ребенок, по их мнению, подходящий для нас. Затем надо пропустить через бюрократическую машину массу бумаг, на это уйдут месяцы. В общем, волокита.
— Это может тянуться год, — заметил Эйвинн, — а может, нам позвонят завтра и скажут собирать чемоданы и ехать.
Карианна окаменело сидела на диване.
— Эйвинн и Сесси хотят взять ребенка из Колумбии, — пояснил ей Даниэл.
Она молча кивнула.
— Даниэл еще не вырос из юношеского максимализма по отношению к родителям, — с нежностью в голосе произнесла Сесилия, — поэтому он не слишком одобрительно относится к нашей затее.
— Ну, знаешь! — вскипел Даниэл. — Мои нелады с ними не играют тут никакой роли, и тебе это прекрасно известно! Кому-кому, а мне не на что жаловаться. Разве я когда-нибудь утверждал, что мне было плохо?
— Не будем уточнять, — проговорила Сесилия тоном старшей сестры, — но кое-какие претензии я все же помню. Ты забыл, как носился со своими идеализированными представлениями о биологической семье?
— Да это когда было? Шесть лет назад! У меня тоже, между прочим, найдется что рассказать о тебе в шестнадцать лет.