Осмотрев летное поле, мы отправились обратно в город. Красную глину на дороге размыло бурным тропическим ливнем. Мы спустились с холма и увидели стремительно наполняющееся водой озеро, на месте которого всего несколько часов назад была автостоянка. Мужчина в черном костюме стоял на крыше тонущего автомобиля, махал рукой, призывая на помощь, и похоже, очень забавлял толпу зевак, потому что она быстро разрасталась. Появление нашего джипа с двумя белыми мужчинами и одной белой женщиной развеселило всех еще больше. Мигом подскочили мальчишки и принялись раскачивать нас из стороны в сторону. Они делали это с таким энтузиазмом, что, наверное, опрокинули бы машину в озеро, но тут Джейсон выскочил, заговорил с ними на их языке, рассмешил и таким образом утихомирил.
Микеле это происшествие показалось столь заурядным, что она его даже не запомнила. Зато я запомнил.
* * *
Последнее и самое яркое воспоминание о Букаву — дискотека. В моем романе владеет ею наследник богача-коммерсанта из Восточного Конго, получивший образование во Франции и в конце концов спасший моего Сальво. Он тоже в известном смысле военачальник, а сила, которая за ним стоит, — это молодые интеллектуалы и бизнесмены Букаву, и вот они, тут как тут.
Комендантский час, и город будто вымер. Идет дождь. Не помню, чтобы над входом мигали вывески, чтобы нас досматривали мускулистые охранники, помню только несколько крохотных кинозалов «Эссольдо», исчезающих во тьме, и слабо освещенную каменную лестницу с веревочными перилами, уходящую вниз. Спускаемся на ощупь. Окунаемся в волны музыки и вспышки света. «Джейсон!» — кричат вокруг, и Джейсон тонет в море приветствующих его черных рук.
Я слышал, что конголезцы умеют веселиться как никто другой, и наконец увидел, как они веселятся. В стороне от танцпола играют на бильярде, я присоединяюсь к зрителям. Каждый удар сопровождается напряженным молчанием собравшихся вокруг стола. Наконец забит последний шар. С радостными возгласами победителя хватают на руки и проносят по залу, как триумфатора. У бара болтают и смеются красивые девушки. Слушаю, как за нашим столом кто-то рассуждает о Вольтере, а может, о Прусте, не помню. Микела вежливо отшивает какого-то пьяного. А Джейсон уже на танцполе, с другими мужчинами. На прощание я скажу ему:
— Живется в Конго несладко, но унылых прохожих на улицах Букаву меньше, чем в Нью-Йорке.
* * *
Надеюсь, я вставил эту фразу в роман — давно уже его не перечитывал. После Восточного Конго на «полях смерти» я больше не бывал. Передает ли роман мои впечатления сполна? Конечно, нет. Но урок, преподанный мне Конго, был захватывающим.