– Если велят напрямую деньги требовать, раздобудь себе пушку побольше.
И добавил:
– Не будешь голову включать, головы лишишься.
Именно.
Скотти успел заработать кучу бабла – он это называл:
– Творческий подход к воровству.
Творческий подход – это по мне.
Мы с ним начали тусовать по воскресеньям – единственный день, когда клуб не работал. Я его умудрился вытащить на стадион «Шей стадиум». Он, конечно, все равно остался фанатом «Янкиз», но уж благодаря мне хотя бы Рейеса[15] заценил.
Скотти пристрастился к моему любимому «Джеймисону». В наше последнее с ним воскресенье позвал меня в свой обычный паб – «Мерзавец», 39-я Западная улица, между Пятой и Шестой авеню. Там «Гиннесс» наливали – чего еще требовать от заведения? Скотти чем больше пил, тем больше напрягался. Сказал:
– Брейди связан с русской мафией.
По сравнению с этими типчиками итальяшки – младенцы невинные, это я усвоил быстро. Бывали у нас регулярно. И всегда с шикарными женщинами. С физиономии ухмылочка не слазит, мол:
– Не балуй со мной – закопаю.
Я поверил.
Скотти спросил:
– Смотрел фильм такой корейский «Я видел дьявола»?
Не смотрел.
Из азиатского только шлюх пользую. Скотти засмеялся:
– Ну ты и фрукт. Послушай-ка, если я вдруг исчезну, это точно Брейди.
Что?
Я так и спросил:
– Что?
И Скотти рассказал.
Брейди прикидывается американцем, но это прикрытие для связей с мафией. На самом деле этот хрен из Минска… гребаного Минска, каково?
Скотти всегда держал себя в руках, был так крут, что я и представить не мог, что кто-нибудь его уделает. Он словно мысли мои читал:
– У Брейди в квартире бабла лежит – на небольшую страну хватит. Сам мне показывал. Любит повыпендриваться, будто просится, чтоб я его обчистил.
Я переваривал услышанное. Повисло зловещее молчание. Скотти сказал:
– Если – если тебе придется вместо меня впрягаться, а я ударюсь в бега, накопи на пенсию, а потом пристукни Брейди, пока он тебя на тот свет не отправил.
У меня тогда в голове крутилась только папашина книжка, так что я списал все эти разговоры на виски. Сменил тему и рассказал Скотти о своем «наследстве».
Он выложил на стойку пачку мятых двадцаток – на радость барменше. Неудивительно, что они его любили. Любили ведь. Опрокинул последний стакан и сказал:
– Некоторые думают, что можно прикинуться хорошим, даже если сам отъявленный сукин сын, и переписать свою жизнь, как книгу.
Глубокая мысль.
Я не купился и спросил:
– Думаешь, мой папаша это и пытался провернуть?
Скотти встал, накинул пальто из овчины (три сотни баксов – не меньше), посмотрел на меня будто бы с теплотой и сказал: