– Я заблудилась, когда возвращалась домой, выполнив мамино поручение. Уже стемнело, поэтому я решила срезать через парк, и там на меня напали двое парней… – Мама прерывисто вздохнула. Я посмотрела на свои разбитые руки.
– Они меня остановили… – Говорить правду было так непривычно и странно. – …и скинули с велосипеда… – Я вдруг подумала: что будет, если рассказать им о сломанном запястье, об Оуэне и о том, как он изводил меня, ломая психику. – У меня не было выбора.
Мама схватила меня за плечи. Ее шум пронзил меня до самого мозга костей.
– Они причинили тебе вред?
– Нет, – ответила я, поднимая руки. – Это я им причинила вред.
Мама отпустила меня и села на краешек дивана, зажав рукой рот.
– Почему ты не сказала об этом?
Потому что так проще. Потому что именно так я всегда и поступаю.
– Не хотела тебя расстраивать, – сказала я. – Не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Не хотела, чтобы ты волновалась.
Гнев иссяк, и я чувствовала ужасную усталость.
– Слишком поздно, Маккензи, – покачала она головой. – Я уже волнуюсь.
– Знаю, – кивнула я.
Я тоже волновалась. Из-за того, что не смогу продолжать мою работу. Не справлюсь со всеми своими ролями. В голове у меня стучало, руки тряслись, глаза слипались, но я не могла пойти спать, потому что во сне меня поджидал вооруженный ножом Оуэн. Кроме того, в моем архивном списке было два имени. Я отвернулась.
– Ты куда? – спросил папа.
– Принять ванну, – ответила я, исчезая в ванной, пока меня никто не остановил.
Я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Я на грани, и это бросается в глаза. Рядом с раковиной стоял стакан, я достала из аптечки несколько таблеток обезболивающего и запила их водой. Затем открыла кран. Ожидая, пока ванна наполнится, я села на пол, подтянула к себе колени и привалилась к стене. «Черт те что», – думала я, пытаясь вспомнить все свои оплошности, за которые дед отругал бы меня на чем свет стоит: не услышала вовремя полицейских, позволила себя поймать, потеряла два дня, не сразу сообразив, что меня подставляют. Однако, получается, и дед не так уж хорошо, как ему казалось, разделял две свои жизни.
«Он думал только о себе, и будь я проклят, если ты будешь вести себя так же, как он!»
Вот значит, каким папа его видел? Такой видят меня родители?
Равномерный звук льющейся воды успокаивал. Я закрыла глаза и сосредоточилась на нем. Шшшшшшш. Мышцы расслабились, в голове прояснилось. И вдруг сквозь монотонный шум воды я услышала другой звук, похожий на постукивание металла о фарфор. Я открыла глаза – на тумбе сидел Оуэн и постукивал кончиком ножа о раковину, подражая тиканью часов.