Див так расхохотался, что от хохота его чуть было не обвалилась пещера.
— Да не поднимешь ты бронзовый лук, букашка ты моя! В нем весу четырнадцать батманов, он тяжел, как семь верблюдов! Попробуй, сам убедись.
Но Гор-оглы, к изумлению дива, поднял четырнадцатибатманный лук. Умело, как будто лучником он был всю свою жизнь, мальчик вставил стрелу. Он вышел из пещеры, за ним — Афсар, который, еще не веря своим глазам, радостно бил руками но бокам, поросшим шерстью. Гор-оглы натянул тетиву и пустил стрелу вверх, и стрела сбила макушку чамбильских гор. Снежная лавипа обрушилась на землю, и тигр в ужасе выбежал из своей засады. Гор-оглы снова натянул тетиву, стрела прянула, вонзилась в сердце тигра, и тигр упал, пораженный стрелой, как молнией. А Гор-оглы сказал:
— Живое живет не за счет живого, а ради живого. Тигр рождал смерть, поэтому я его убил.
С того дня Гор-оглы стал владельцем богатырского лука. Биби-Хилал заплакала слезами счастья и гордости, когда увидела этот лук в руках своего сына.
— Ты стал воином, трехгодовалое мое дитятко, — сказала она, обнимая мальчика и едва доставая до богатырской его груди. — Вижу, что исполнится предначертание судьбы: станешь ты посохом для слабых, приютом для бездомных, отцом для сирот, сиротинка ты моя!
А Каракуз, шамкая, запричитала:
— Твой-то сын стал воином, а где мои сыновья, мои воины, где, на какой далекой земле, гниют их дорогие косточки? Семь лет прошло, а их нет как нет!
— Душа моей души, — сказал Гор-оглы своей матери, — пришло мое время, пора мне приняться за дело, предначертанное судьбой, пора мне воздвигнуть город для бессильных и бездомных, чтобы он стал городом счастливых и свободных. Здесь вырастут жилища и сады, заколосятся поля, зазеленеют деревья, засверкают цветы. Это сделают люди, которые придут сюда на мой зов. И пусть первыми из этих людей будут сыновья нашей Каракуз. Сердце мне говорит, что они живы. Я освобожу их. Только скажи мне, тетушка Каракуз: с кем они воевали, в какой земле они томятся в плену?
— Да будет удача твоему доброму делу! — воскликнула Каракуз. Давно уже косноязыкая старуха не слышала таких радостных слов. — Но откуда мне знать, бедной женщине, где мои дети горюют в плену, против какого хана они воевали?
— Это знает Безбородый, ханский соглядатай, — сказала Биби-Хилал. — Но рано тебе, мое дитятко, тягаться с сильными и коварными сего мира. Подожди, когда ты достигнешь возраста мужчины.
Тогда вмешался в беседу Афсар, к дикому виду которого женщины давно привыкли:
— Если Гор-оглы поднял бронзовый лук Белого Дива весом в четырнадцать батманов, если он сбил стрелой снежную макушку чамбильских гор, то это означает, что ни один мужчина из числа человеческих существ с ним не сравнится. Полетел бы я над пустыней, доставил бы Гор-оглы в город хана Шахдара, да не могу: мы, дивы, не любим городов.