Эллен сделала, как он велел.
– Бог, он всех детишек любит, и меня он не забудет. И куда бы я ни шел, всюду руки он простер. Счастье может и уйти, а Отец на небеси…
Внезапно кто-то с передних рядов встал. Эллен приподнялась, захотев увидеть, кто это.
Это была Мона. Она извинилась, поскольку нескольким людям пришлось подняться, чтобы она смогла выйти в церковный проход.
Эллен привстала еще больше.
– Теперь я хочу, чтобы мы устремили наши мысли к Люкке. Достаньте ваши молитвенники, – призвал священник. – Поем псалом двести сорок восемь.
Мона шла по проходу, пристально глядя прямо перед собой.
Заиграл орган, и священник запел дрожащим голосом:
– Бог, хранитель всех детей…
Собравшиеся тихо подхватили:
– Звездочка на небе светит, птенчик в гнездышке щебечет…
Эллен прокралась со своего ряда.
* * *
На пригорке у церкви Моны не было. «Скорее всего, она пошла к общинному дому», – подумала Эллен и поспешила туда. Потянула тяжелую дверь.
Хотя она придерживала дверь одной рукой, дверные петли громко заскрипели.
Помещение оказалось больше, чем она ожидала. Почти как зал. Вдоль стен были расставлены стулья, а посередине на полу лежало несколько вытертых половиков.
У окна на табуретке, вся скрючившись, сидела Мона.
Похоже, она не заметила, что кто-то вошел.
Девушка молча стояла у двери и смотрела на пожилую даму, съежившуюся, как птенчик, под несколькими одеялами.
Эллен увидела, что Мона дрожит. Одно из одеял сползло со стула на пол.
Она закрыла за собой дверь и осторожно направилась к Моне. Пол скрипел под ногами, но Мона по-прежнему не реагировала.
Эллен подняла одеяло с пола и накрыла им Мону, в ту же секунду вспомнив, как та закутала ее саму в одеяло, когда она насквозь промокла от дождя.
Перед глазами Эллен возникло флисовое одеяло в полоску.
И только сейчас сложился пазл.
Два по цене одного в магазине «Айса».
Одеяло Моны было такой же расцветки, что и одеяло, в которое была завернута Люкке. Полоски ярких цветов.
«Конечно, таких одеял много, – подумала Эллен. – Но какое странное совпадение».
Любовь и вина.
Но почему? Мона казалась единственным человеком, которому Люкке была по-настоящему небезразлична. Или Эллен и тут ошиблась?
Мона.
Злоба или безумие?
Или ни то, ни другое.
– Это ты ее убила, – произнесла Эллен медленнее и громче, чем ей хотелось.
Мона не прореагировала.
– Но почему?
Мона по-прежнему молчала, но задрожала еще сильнее.
Эллен переставила стул, стоявший у стены, и села, взяв Мону за руку. Она сама была в шоке от своих действий.
– Я не понимаю. Ты ведь единственная, кому Люкке была действительно небезразлична. – Эллен говорила мягким голосом, она не хотела вспугнуть Мону, боясь ее реакции. Женщина явно в шоке. Надо спокойно идти вперед. С каждой секундой она все больше и больше убеждалась в том, что права.