— Нет, не угрожал.
— Не запугивал?
— Да что вы заладили… — Шмельцов швырнул на стол деньги, схватил шляпу и забрал свою трость. — Мне пора! — Однако, сделав несколько шагов, обернулся: — И вы не спросите, с кем уехала Марго Никодимцева?
— С кем? — Лионелла задала вопрос безо всякого интереса.
— С Мишелем Петуховым.
— Да бросьте… — От удивления у нее вытянулось лицо.
— Можете поверить, у них — давний роман.
Глава 20
1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США
Укрывшись за декорациями, Ефим дождался, пока со съемочной площадки уйдет последний человек. Дверь закрылась, и где-то со стуком опустился электрический рубильник.
Павильон погрузился в абсолютную темноту. Впрочем, уже через минуту Ольшанский убедился в том, что ничего абсолютного не бывает. Скудные лучики света из коридора, пробившиеся через неплотно прикрытую дверь, позволили ему найти декорации, в которых стоял диван. Улегшись на него, Ефим остался один на один с бессонницей.
Всю ночь Ольшанский грезил о Гарбо. Бессонница перемещала в его мозгу мириады мыслей и неоформленных образов. Он видел дивное лицо Гарбо так ясно, что мог разглядеть огромные синие глаза, нежный рот с изогнутой, словно лук Купидона, верхней губой. Ее божественное тело тревожило и порождало желания.
«Мой разум видит реальность…»
«Девочка-служанка из Швеции, с лицом, которого с любовью коснулся творец…»
«Ее лицо очень обманчиво…»
Куцые, оборванные мысли к утру оформились в истину:
«Чтобы побыстрее увидеть ее, нужно заснуть».
Кто-то крикнул по-английски:
— Включай!
Ольшанский проснулся и сел на диване. В глаза ударил яркий свет, и тот же голос прокричал:
— Тишина! Снимаем! Мотор!
Почувствовав себя тараканом, на которого прицелились тапкой, Ефим скатился на пол и заполз за китайскую ширму. Оказавшись там, услышал характерный стрекот камер и понял, что идет съемка. Достал из жилетного кармана часы, взглянул на них и прошептал:
— Ну, я идиот…
Сказав эти слова, он каким-то животным инстинктом почувствовал, что за ширмой кроме него еще кто-то есть. Резко обернувшись, Ефим увидел обезьянку, одетую в камзол и серебристые шаровары. Она склонила голову набок и вдруг испуганно закричала.
— Стоп! — завопил тот же голос. — Черт бы вас всех побрал! Тишина! Кто за этим следит?!
Ефим Ольшанский в ужасе зажмурился, и, когда вновь открыл глаза, обезьянки за ширмой уже не было.
— Ловите ее! Ловите! — Послышались топот ног, чей-то хохот и вопли животного.
Ольшанский выглянул из-за ширмы и понял, что съемка велась в соседних декорациях, которые стояли бок о бок. Однако сбежать он не успел — на площадке появилась женщина-декоратор и стала выставлять на стол перед зеркалом цветные флаконы. На помощь ей пришел бутафор.