– Ты-то что понимаешь в писательском труде? – фыркнула я.
– Ничего, – признал он. – Но я кое-что понимаю в тебе. Это Болдин научил тебя, что стремиться нужно к совершенству. И я не скажу, что он был не прав. Но в то же время он подспудно внушил тебе, что достичь его ты никогда не сможешь, как ни старайся. А вот это уже чушь! Так что благословляю тебя, дорогая моя, иди в мир и покори своей писаниной московские издательства, – последнее он выговорил дурашливо-пафосным тоном и картинно поцеловал меня в лоб.
Дружище мой, Стас, всегда дававший верные советы и не забывавший сдобрить их порцией клоунады, чтобы мне легче было им последовать.
Итак, я, собравшись с духом, отнесла свои записи машинистке, та на следующий день протянула мне несколько экземпляров напечатанного романа, с ними я и отправилась по издательствам. Не стану подробно перечислять все свои мытарства – это никому не интересно. Как неинтересен оказался московским издательствам и мой роман. Издательства в те годы появлялись как грибы после дождя, и каждому хотелось побыстрее и погарантированнее срубить бабла, а затем раствориться в голубых далях. Моя же книга не была ни разоблачительным трактатом об ужасах советского времени, ни модным чтивом о бандитских разборках, ни разухабистым порно.
– Написано хорошо, интересно, – раз за разом говорили мне. – Язык замечательный, и авторский стиль ни с чем не спутаешь. Но вот… – далее обычно следовала трагическая пауза. – Это сложное произведение, жестокое, можно даже сказать, душевыворачивающее. Одним словом, не для всех. А наш формат…
После третьего-четвертого раза дальше я уже не слушала. Знала, что все редакторы говорят примерно одно и то же.
Что делать дальше, я не знала. После моего грандиозного ухода из ВГИКа в голове у меня как-то четко сложилось понимание, что об актерской карьере я не скорблю, потому что на самом деле всегда хотела быть писателем. Теперь же меня начинали терзать мысли – а что это, собственно, такое – быть писателем? Кого можно им назвать, того, кто пишет, или того, кто издается? И если верен второй вариант ответа, то кто же тогда я?
Родители мои не уставали брюзжать:
– Мы же говорили. Нужно было поступать в МГИМО, была бы профессия. А теперь что? Ни актриса, ни переводчица, ни то ни се.
Моих переводческих гонораров едва хватало на то, чтобы урвать с полупустых магазинных полок какую-нибудь банку тушенки, ею и закусить в одиночестве свои неоправдавшиеся творческие надежды.
Не знаю, что бы я делала дальше, если бы вдруг не вмешалась Кира.
Она в то время жила уже в Японии, в Москве бывала наездами и всякий раз привозила с собой неуловимую атмосферу совсем иной, сытой, обеспеченной жизни.