А на третий день ей внезапно позвонила ассистентка режиссера фильма Бетти и объявила, что Эванс исчез. После обеденного перерыва не вышел на съемочную площадку, на мобильный не отвечает и где он – никому не известно.
Таня за время тесного общения с Эвансом уже очень хорошо усвоила, что это означает. Наврав что-то звонившей девушке, она, не успев даже переодеться, втиснулась в купленную в рассрочку серую «Вольво» и отправилась в рейд по городским кабакам. Щеки ее горели, к глазам приливали злые слезы. «Что же это такое, мать твою, – бормотала она себе под нос, входя в очередной бар и окидывая пристальным взглядом помещение в поисках загулявшего подопечного. – Ну почему обязательно нужно каждый раз все портить?» До чего же ей это надоело! Она ведь думала – ну ладно, ни балерины, ни художника из меня не вышло. Но ведь есть и другие способы служить искусству. Как… как когда-то в том вещем сне – Таня до сих пор отчетливо его помнила – сказал ей Рудольф Нуреев. И становясь агентом Эванса, она полагала, что именно этим и будет заниматься – поможет талантливому человеку в сложной жизненной ситуации, возьмет на себя все рутинные дела, чтобы тот мог полностью посвятить себя искусству, не размениваясь на пошлые мелочи, будет служить ему, и его победы станут ее победами. На деле же получалось, что она почти и не занималась ничем другим, кроме как разыскивала этого чертового пьяницу по каким-то притонам, тот же планомерно разрушал все, что ей удавалось сделать относительно его карьеры, а сам, кажется, не имел никакого желания заниматься искусством. О каких уж тут победах говорить, если Эванс уничтожал все, любовно сотворенное Таней, еще на первых шагах?
Все излюбленные бары Эванса Таня знала уже на отлично, на этот раз найти его удалось в седьмом по счету. Но тот, как оказалось, никуда с ней уходить не собирался. Когда Таня вошла, Брендон, мертвецки пьяный, в съехавшей набок чужой засаленной кепке, сидел у стойки с какой-то молодой девицей на коленях. Увидев Таню, он хохотнул и рявкнул на весь бар, перекрывая поставленным голосом грохочущую музыку:
– О, надзирательница пришла!
– Брендон, что произошло? Ты должен быть на съемочной площадке…
– Милый, ты что, актер? – с интересом спросила Эванса размалеванная девица.
Того это, кажется, распалило еще больше. Девчонке, прикинула Таня, на вид было лет двадцать, не больше. Неудивительно, что она не знала Брендона в лицо, в тот момент, когда он был на пике карьеры, эта, должно быть, еще в куклы играла. Однако Эванс от ее слов разом помрачнел и пробормотал, нетвердо выговаривая слова: