В дверь зазвонили в три часа ночи. И не просто зазвонили, сразу и забарабанили кулаком, застучали ногой. Таня подскочила с постели, на бегу накидывая халат, бросилась к двери. Господи, что случилось-то? Пожар? Ограбили кого-то?
Быстро щелкнув замком, она распахнула дверь, и с порога на нее чуть не рухнул Брендон. Бледный едва не до синевы, со страшными черными кругами под глазами, со слишком ярким на белом лице, алым, как кровоточащая рана, ртом.
– Ты меня бросила! – заявил он, пьяно покачиваясь. – Бросила…
– Бросила, – кивнула Таня и холодно посмотрела на него.
– Почему? – спросил он обиженно, как ребенок.
– А мне надоело, – невозмутимо отозвалась Таня. – Хватит, Брендон. Ты большой мальчик, разбирайся со своей жизнью сам.
Тане очень хотелось сейчас быть непримиримой, жестокой, собственные злые слова приятно отзывались в груди. И в то же время она чувствовала, как где-то внутри уже поднимается волна этой проклятой жалости, сочувствия, заботы. Вот он, ее гребаный крест, стоит тут, смотрит на нее этими своими честными синими глазами, как заплутавший мальчишка, запускает пятерню в волосы и в растерянности теребит отросшие пшеничные завитки. Ну как его выставить, такого?
«Нет, к черту!» – резко одернула себя Таня. Ей, в конце концов, работать нужно, она здесь, в этой стране, всегда будет человеком второго сорта, вонючей эмигранткой, а значит, разнюниваться и действовать непрактично права у нее нет. Нужно строить карьеру, зарабатывать себе имя, да и деньги тоже – никто ей тут не поможет, случись чего. А с Эвансом – уже ясно – ничего не выйдет. Только время и силы потеряешь, он же все равно потом все испортит. И еще неизвестно, не загремит ли сама Таня в клинику с неврозом, если продолжит тесное общение с этим некогда пленившим ее с экрана чудесным юношей.
– Всем, в конце концов, надоедает, – как-то отчаянно произнес меж тем Брендон и, отодвинув Таню плечом, ввалился в квартиру. – Все бросают, – добавил он, обернувшись к ней через плечо, а затем признался покаянно: – Ну да, я ублюдок.
– Никто не спорит, – дернула плечами Таня.
Брендон нетвердо шагнул вперед и вдруг оступился, запнулся ногой о брошенные в прихожей Танины сандалии и, нелепо взмахнув руками, стал заваливаться на сторону. Таня быстро подскочила к нему, подхватила, но удержать не смогла – вместе с Эвансом тяжело осела на пол, хоть как-то смягчив падение. Ну и как его было выгнать, такого? Еще голову на улице разобьет.
«Только на эту ночь, пока не протрезвеет», – пообещала она себе.
Осторожно отодвинула от себя цеплявшиеся за ее руки Брендона и сказала строго, но ласково, как ребенку: