– Ты что же это такое?.. – начала мать.
Но снова всунувшийся в дверь Миша ее перебил:
– Вера, помолчи. Хорошо, мы согласны.
* * *
Я хорошо помнила Танькину однушку в старом доме в одном из арбатских переулков. Я приехала к ней туда вскоре после ее переезда. Окна в квартире были огромные, а за окнами виднелись голубые, розовые, зеленые старинные дома в лепнине, крыши с пологими скатами, чердачное окошко, над которым кружили голуби. В пустой комнате по углам брошены были сумки и коробки с нехитрым Таниным скарбом. На выгоревших обоях темнели прямоугольники от некогда висевших тут картин и фотографий – следы чьей-то чужой, незнакомой, прошедшей в этих стенах жизни.
Сама Танька, когда я приехала, сидела на полу, привалившись спиной к стене, и смотрела в установленный в противоположном углу, тоже на полу, телевизор. Рядом с ним подмигивал зелеными лампочками видеомагнитофон – какой-то совсем допотопный, видимо, тот самый, что еще в восьмидесятых где-то по знакомству оторвала ее мать. Фильм, что шел на экране, был мне смутно знаком – какая-то простенькая американская мелодрама: он любит ее, она любит его, но вмешивается неумолимая судьба. В данный момент главный герой протянул руку героине и закружил ее в каком-то замысловатом, но удивительно красивом, живом, брызжущем энергией танце.
– Таня, ну как ты? – спросила я.
И Танька, не поворачивая головы, отозвалась рассеянно, как завороженная:
– Подожди, подожди… Сейчас…
И я поняла, что она так же жадно, напряженно следит за всеми движениями танцующей на экране пары, как следила когда-то за своим любимым Нуреевым.
– Как этого актера зовут? Я не помню… – протянула я, опустившись на пол рядом с ней.
– Брендон Эванс, – ответила она, не глядя на меня. – Ты посмотри, как он двигается. Знаешь, я читала, что он учился в балетном училище, был невероятно талантлив, но что-то не сложилось…
– Ага, – кивнула я, без особого интереса разглядывая нового Танькиного кумира.
Нет, мужчина на экране действительно был очень хорошо собой, легок и грациозен, но пришла я сюда не для того, чтобы восхищаться искусством.
– Таня, – негромко позвала я. – Таня! – и, не дождавшись ответа, взяла с полу пульт и выключила видеомагнитофон.
– Ты чего? – обиженно взвилась Танька.
– Тань, ты ела сегодня? – спросила я.
И та вздохнула и опустила глаза.
Я отлично знала, что после смерти деда и размена его квартиры Танька впала в совершенно депрессивное состояние. Почти не выходила из дома, отказывалась от встреч со мной и Кирой и, кажется, с каждым днем все глубже погружалась в засасывающее ее болото тоски.