Чего они боялись: огласки? Взрыва народного возмущения?
У «конторы» и сегодня почерк прежний, в процедуре ареста мало что изменилось. Как сказал мне, улыбаясь, один знакомый полковник МБ, правительства меняются, а секретная служба остается.
…А в это время на Лубянке шло оформление документов писателя. Сначала его сфотографировали, как предусмотрено старой полицейской традицией, — в анфас и профиль. К делу приобщен маленький листок, на котором значится:
«СПРАВКА 1772
Арестованный Бабель
Исаак Эммануилович
СФОТОГРАФИРОВАН.
Дежурный по фотографии
1-го Спецотдела НКВД СССР
лейтенант гос. безопасн. И. Балишанский
„15“ мая 1939 г.»
Рассматриваю последние фотографии Бабеля. Профиль у тюремного фотографа получился нерезко, анфас, слава Богу, четкий. С крошечной карточки, из застенка Бабель смотрит на нас обреченно. Очки велено снять. Взгляд потухший. Кажется, он все уже знает наперед…
В соседней комнате дактилоскопист А. Белкин быстро сделал на специальных картах отпечатки пальцев обеих рук; это называлось «подвергнуть дактилоскопической регистрации». На справке сверху стоит штамп НКВД с примечанием: «Дактилоскопирование прошел в отделении приема арестованных тюр. Отдела г. Москвы». Однако в деле писателя регистрационных карт нет. По-видимому, они попали в другое, тюремное дело. Чтобы читателю было ясно, скажу, забегая вперед: после первых допросов арестованных переводили из внутренней тюрьмы в Бутырки или в Лефортово, реже в Сухановку. Там последственные содержались до вынесения приговора и там на них заводили отдельное досье. Бабель находился в Бутырке. Я обратился в компетентные инстанции с просьбой ознакомиться с бутырским досье Бабеля, но ответ из Зонального информационного центра пришел неутешительный: «Архивы ГУВД г. Москвы и Московской области запрашиваемыми материалами на Бабеля И. Э. не располагают. И. о. начальника М. И. Пугин». Вы спросите, куда же все подевалось? Ответ до обидного прост: архивы за тот период уничтожены[52].
По окончании процедуры с оттиском пальцев Белкин со слов Бабеля заполнил «анкету арестованного». Рубрики ее известны: домашний адрес, должность, родители, жена, дети. На обороте последней страницы в графе «кем и когда арестован» пометка — 16.V.1939 НКВД. Но расхождение в датах уже никого не интересовало, ведь главное — сам человек, внезапно схваченный, униженный, доставленный на расправу.
— Ну, вот и все, — вздохнул дактилоскопист, стараясь не глядеть в лицо писателю, чье имя было ему знакомо. — Возьмите ваши вещи…
Он протянул Бабелю чемоданчик с пожитками и нажал кнопку на тумбочке стола. В дверях возник мальчишка-конвоир. Еще секунда, и оба исчезнут в длинных коридорах огромного здания.