Двух недель оказалось достаточно, чтобы сделать Бабеля сговорчивым. Применялись ли к нему методы физического воздействия? Я убежден в этом, хотя делаю оговорку: хочется думать, что только в первые дни следствия и не в полной мере. Впрочем, точно это неизвестно. В материалах архивно-следственного дела № 419 нет и намека на пытки, в то время как в деле Мейерхольда, например, чудом сохранились два его душераздирающих письма к Молотову с жалобами на зверские истязания. Возможно, Бабель быстро понял, что не выдержит пыток и потому согласился на заранее уготованную ему роль. Не стоит исключать и способов психического давления, коими аппарат НКВД широко пользовался, когда затягивал жертву в воронку абсурдных измышлений. Так или иначе к концу мая Бабель начал сотрудничать со следствием.
Почему я говорю о сотрудничестве? Да потому, что кроме нескольких протоколов допросов в деле имеются собственноручные показания писателя (по описи — в отдельном пакете). Написанные простым карандашом и фиолетовыми чернилами, показания представляют девять относительно самостоятельных и разных по объему фрагментов, которым предназначалось лечь в основу протоколов. Один из них датирован (21 июня 1939 г.) и подписан, все остальные без дат и подписи. На рукописи остались пометки и подчеркивания следователей, сменявших друг друга. Ныне показания Бабеля хранятся в обычной, серого цвета, папке с грифом «секретно». На папке значится: «Министерство государственной безопасности СССР. Центральный архив. Особый фонд. Приложение к архивному делу № Р-1252»[56].
Итак, протоколы допросов и собственноручные признания. Две группы документов, помогающих понять трагический финал жизни Исаака Бабеля. Чтение этих материалов воистину есть погружение во тьму, если заимствовать образ у старого русского писателя, узника ГУЛАГа[57]. Единственное напутствие и себе и читателю — не забывать ни на секунду, где и при каких обстоятельствах они появились.
Три ночи напролет его допрашивают помощник начальника следственной части НКВД капитан ГБ Л. Шварцман и старший следователь Н. Кулешов. Результатом активного натиска явился объемистый, около 50 страниц, протокол, необходимый руководству. Вот как все начиналось.
>ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
>АРЕСТОВАННОГО БАБЕЛЯ ИСААКА ЭММАНУИЛОВИЧА
>от 29-30-31 мая 1939 года
>Бабель И. Э., 1894 года рождения,
>уроженец гор. Одессы, б/п, до ареста —
>член Союза советских писателей.
>«Вопрос: Вы арестованы за изменническую антисоветскую работу. Признаете ли себя в этом виновным?
>Ответ: Нет, не признаю.
>Вопрос: Как совместить это ваше заявление о своей невиновности с свершившимся фактом вашего ареста?