— Слушаюсь.
Вошел секретарь, строгий Павлик, и сказал, что к Лапшину «явилась» артистка Балашова Е.В. из театра, находится в бюро пропусков.
— Пропустите! — велел Иван Михайлович.
Тяжело поднявшись с кресла, он встретил Балашову у двери. Она была в той же пегой собачьей шубке, и лицо ее с мороза выглядело свежим и даже юным.
— Можно? — робко спросила она, но, заметив огромную спину дяди Павы и фигуру Бочкова, торопливо шагнула назад в приемную.
— Ничего! — сказал Лапшин. — Посидите пока.
Она послушно села на стул у двери, а он вернулся к своему креслу.
— На расстрел дело натягиваете! — сказал дядя Пава. — Верно, гражданин Бочков? Но только помучаетесь со мной, долго будете дядю Паву поминать…
Он глядел на Бочкова и на Лапшина таким острым, ничего не боящимся взглядом, что Лапшину вдруг кровь бросилась в лицо, он хлопнул ладонью по столу и велел:
— Помолчите!
— Это конечно, — согласился Шкаденков. — Отчего и не помолчать.
Дядя Пава вновь пригладил кудри, и Лапшин заметил его мгновенный взгляд, брошенный на Бочкова, — косой, летящий и ненавидящий. Бочков перехватил этот взгляд и неожиданно добродушно усмехнулся.
— Дело прошлое, — сказал он, — это вы мне в прошлом году ногу прострелили, Шкаденков?
— Боже упаси, — ответил дядя Пава. — В жизни я по людям не стрелял. И оружия огнестрельного не имел и не обучен с ним управляться. Резал, верно, ножиком, тут отпираться не стану. И вас порезал на Бересклетовом болоте, ударил, да что-то неловко, не забыли?
— Как же! — сказал Бочков. — В плечо. Да не в цвет дело вышло, Шкаденков…
— И в спину еще ударил! — облизывая красные пухлые губы, произнес дядя Пава. — Думал, грешный человек, мертвого режу, а вы, видать, живучий…
— Живучий!
— Вот я и говорю, сильно живучий. Надо было мне под ребро ударить, не сварил котелок, не сработала голова. А ежели бы под ребро — не взять вам меня. Ушел бы…
— Недалеко бы ушел, Шкаденков, у меня вокруг люди были…
— Люди? — усмехнулся дядя Пава. — Таких людей на фунт дюжина идет. Тоже — «люди»…
— Ну ладно! — сказал Лапшин. — Хватит! Вечер воспоминаний! Займитесь с ним, товарищ Бочков, вот по тому поводу, что я вам показывал.
Дядя Пава и Бочков вышли вместе, словно приятели. Катерина Васильевна поежилась и, проводив их взглядом, вопросительно сказала:
— Страшный господинчик. Живешь и не знаешь, что такое еще существует на свете…
— Бывает, существует, — словно извиняясь за Шкаденкова, ответил Лапшин.
— И этот ваш тихий Бочков сам арестовал его где-то на болоте?
— Не просто оно все сделалось, Катерина Васильевна. Два месяца Бочков за дядей Павой ходил. Один. Нелегкая была работа.