* * *
— Ты — Бог? — спросила она с замиранием сердца.
Сказочник раскрыл плащ, и Лина увидела, что внутри — пустота. Ничего, даже блестящих звёздочек, к которым она так привыкла.
Ункар молчал. Он думал, что ответить маленькой девочке, которая задала один простой вопрос.
— Каждый немножко бог. Однажды вы все вырастете и станете, как мы. А может, даже лучше. Кто-то будет считать вас легендой, другие начнут поклоняться. Но вы не станете обращать внимание. Ведь у таких, как я совсем другая задача. Мы словно садоводы. Поливаем свои цветы, в ожидании, что те распустятся.
— Ты хочешь, чтобы люди стали, как вы?
— Я на это надеюсь. Но не могу вас заставить. Мятежным душам хочется иного. Быть всем и ничем сложно. Там, где для меня целая вселенная, ты увидишь лишь черноту бездны, в которой нет места даже маленькой искорке света бытия. Но в мире нет абсолютного "ничто". Ведь если ты ощущаешь бездну, значит, она уже начала существовать.
— Ты меня запутал. Говоришь загадками. Причём тут бездна и ничто? И да, ты мне соврал. Я слышу твой голос. Тебе печально. Ты одинок. Потому что у тебя есть всё, но тебя самого нет. У тебя нет друга, мамы, собаки, или даже рыбок в аквариуме. Твоих, собственных.
Ункар запахнул полы плаща и снова сел на краю обрыва. Если бы у него было сердце, оно сейчас билось быстрее.
Твой маленький бог
— А хочешь, у тебя буду я? — спросила девочка. Она села рядом, свесив со скалы босые ноги. — Будет своя собственная Я. Я буду с тобой дружить. Просто так. Даже, если тебе будет грустно, и ты будешь молчать. Ты хороший. Просто сам этого еще не понимаешь.
— Милая девочка… Ты такая наивная, простая. Но… Знаешь, я не против. Никогда так не делал. Почему бы и нет?
Лина протянула руку:
— Друзья насовсем?
— Вообще, говорят "навсегда", ну да ладно, по рукам.
Рука Ункара была теплой, хотя обычно она казалась похожей на прохладное стекло, хоть и мягкое, словно подушка. Лина пожала её, и улыбнулась, глядя ему в глаза.
Теперь у маленькой девочки был свой собственный бог, а у бога был настоящий друг, которым не мог похвастать никто из его сородичей. Если бы Ункар умел гордиться, он бы непременно сейчас это делал. А пока его прозрачное лицо стало немного ярче. Наверное, это была радость — забытое давным-давно ощущение.