Гамаш поднялся и подошел к двери.
– Мой магазин? – спросил месье Беливо. – Вы думаете, он спрятал чертежи в моем магазине?
– А где еще можно найти молоко? – спросил Бовуар, подходя к окну.
Он увидел Гамаша, стоящего в дверях бистро, Гамаш тоже смотрел на магазин месье Беливо.
Но потом Гамаш отвернулся.
Жан Ги проследил за направлением его взгляда. Не магазин месье Беливо, не деревенский луг, не три сосны, не дом Клары. Дом Джейн. Взгляд Гамаша остановился на ныне пустующем доме Джейн Нил.
Лучшей подружки Рут. Поэтесса не рекомендовала Флемингу Джейн как художницу, она бросила в эту яму Ала Лепажа.
– Рут, – сказал Жан Ги, – после вашего разговора с Флемингом вы пошли в дом к вашей подружке Джейн? Вы рассказали ей, о чем у вас был разговор?
Гамаш перевел взгляд с дома Джейн на дом Рут.
Увидел движение в окне. Жан Ги.
Рут срочно пожелала, чтобы пришел Бовуар, но не хотела, чтобы кто-нибудь знал, зачем он ей понадобился. Поэтому она и сказала про «Лисол».
Рут.
Рут, которая спаслась, предав кого-то другого. Рут, которая вынуждена была принять страшную правду. Она – трус.
Она бы выдала нацистам евреев, прячущихся на ее чердаке.
Она бы назвала имена сенатору Маккарти.
Она бы сдавала еретиков инквизиции, чтобы самой не попасть на костер.
И она почти наверняка смотрела бы издали на крест на холме и шептала в ухо римлянина: «Гефсиманский сад».
А потом сидела бы и плакала.
– Нет, я не пошла к Джейн, – сказала Рут. – Мне было стыдно. Я хотела побыть одна.
– И вы остались здесь? – спросил Жан Ги. – Задернули занавески и заперли дверь. Остались дома.
– Поначалу.
– А потом?
– Господи, – сказал месье Беливо, обращаясь к Рут. – Он, наверное, видел.
– Видел что? – спросил Жан Ги.
Взгляд Гамаша быстро переместился. На вершину холма. Мимо здания старой школы.
А потом остановился. И Арман Гамаш пошел. А потом побежал.
– Церковь, – сказал Бовуар. – Вы пошли в Святого Томаса. Вот что видел Флеминг.
Он выбежал из дома Рут. Гамаш уже добрался до деревянной лестницы. И побежал вверх через две ступеньки. Бовуар добежал до места в тот миг, когда Гамаш распахнул большую дверь маленькой церкви.
– Где ты нашел молоко? – спросил Гамаш, повернувшись на миг, чтобы задать вопрос Бовуару.
– В церкви, – ответил Жан Ги. – Молоко в пьесе нельзя понимать буквально.
– Это метафора доброты и исцеления.
Гамаш окинул взглядом ряды деревянных скамеек, простой алтарь, стены без всяких украшений. Скорее часовня, чем церковь.
– И прощения, – добавил Бовуар. – Его не найти в магазине хозтоваров, но здесь – да. Рут пришла в Святого Томаса, предав Ала Лепажа. Пришла молиться о прощении. В поисках молока.