– Насколько я понимаю, Джон Флеминг не обрадовался, когда его повели назад в ЗООП, – сказал Бовуар, но, увидев лицо агента Коэна, тут же пожалел о своем почти жизнерадостном тоне.
– Это было ужасно. – У Коэна даже губы побелели, и Жан Ги испугался, как бы парень не проснулся утром поседевшим. – Я никогда не поддерживал смертную казнь, но, пока Джон Флеминг жив, я буду бояться.
– Он тебе угрожал? – спросил Гамаш.
– Нет, но… – Молодой агент побледнел еще сильнее. – Я совершил ошибку, сэр.
– Ничего страшного, – сказал Гамаш.
– Вы не понимаете, – возразил Адам.
– Прекрасно понимаю. Мы все ошибаемся. Прошу тебя, не переживай.
Они посмотрели друг другу в глаза, и молодой человек кивнул.
– Значит, Брайан во всем признался? – спросил Коэн, оставляя тему Флеминга.
– Трудно отрицать, когда мы взяли его со спусковым механизмом, который он украл из моего стола, – ответил Гамаш.
– Вы рисковали, да? – спросил Коэн. – А если бы он ушел?
– Это был не настоящий механизм, – усмехнулась Лакост. – Настоящий в сейфе под замком. Мы должны были вывести Брайана на чистую воду. У нас не хватало улик против него. Он должен был подставиться.
– И вы решили: пусть он думает, что украл спусковой механизм, – сказал Коэн Гамашу, и тот кивнул.
Молодой агент Коэн отхлебнул пива, взял чипсы, положил в рот и только тогда понял, что это чипсы не картофельные, а яблочные.
Он посмотрел на старшего инспектора Лакост, на инспектора Бовуара. На своих боссов. И на месье Гамаша. Посмотрел на надежные потолочные балки, прочный дощатый пол, камины, сложенные из плитняка. Он посмотрел в окно, но увидел только собственное отражение.
И наконец почувствовал себя в безопасности.
Изабель Лакост и Адам Коэн поднялись по ступенькам крыльца в гостиницу. Габри включил лампочку при входе и, конечно, оставил дверь незапертой.
– Ты сказал, что совершил ошибку с Флемингом, – напомнила Изабель. – Что за ошибка?
Адам Коэн пожевал губы, глядя на Гамаша и инспектора Бовуара, которые шли голова к голове к дому Гамашей. Но внезапно они остановились, развернулись и зашагали вокруг деревенского луга.
– Я назвал его имя, – сказал Коэн.
Изабель понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем он говорит, и тогда она тоже посмотрела на двоих мужчин, идущих по кромке луга.
Адам Коэн, пребывавший в возбужденном состоянии, кричал в трубку сотового. Он назвал его имя. «Месье Гамаш». И Джон Флеминг на заднем сиденье услышал.
– Я хотел вас спросить о профессоре Розенблатте, – проговорил Жан Ги. – Что вы сказали ему на террасе? Вы поблагодарили его?