Перед выходом Шереметев вызвал Матусова и сказал ему:
— Ты, слышь, все дороги разведал, так ты и поведешь нас!
— Слушаю! — ответил Матусов.
— Возьми себе сорок солдат да еще на разведки драгун и иди в голове. Ну, с Богом!
Матусов выступил. Через полчаса к нему подскакал Савелов с шестью драгунами и сказал ему:
— К тебе послали! Под начало!
— Вот так фортеция! — воскликнул Матусов. — Так ты, Антоша, выезжай вперед да гляди, нет ли засады. А дорога вот тем пролеском все прямо! Берега держись! Дорога важнецкая! Ну, ребята, с Богом! — и, махнув своему отряду, он двинулся вперед.
Дорога действительно оказалась не тяжелой. Ранняя весна уже успела согнать весь снег и даже подсушить особенно топкие места. Лес уже зазеленел; кричал дрозд, долбил дятел, рано утром крякали утки, и всем было весело идти.
В первый же день прошли двадцать пять верст и к ночи сделали привал. Запылали костры.
Матусов и Савелов выставили в своем отряде часовых и легли подле разложенного костра, который больше грел, чем светил, так как ночи почти не было.
— Чудные края! — говорил Матусов. — На тебе: полночь, а все видно, как есть! Даже скучно.
— Говорят, зимой холодно.
— Хуже, чем в Москве! Как это подует сиверко!.. Я с Яшей… — и, вспомнив взятого в плен друга, Матусов переменил разговор: — Кабы знать, жив он или нет! Эх, Яша, Яша! И как же мы сдружились с ним, во как! Брата это моего убили… Думал, жизни лишусь — что я без него? А тут Яков! Ну, думаю, Бог мне его вместо брата прислал, и на тебе!..
— Авось жив, — сказал Савелов, — мне самому его страсть жалко!
— А уж этому кургузому! — и Матусов погрозил кулаком в сторону далекой крепости.
Лагерь затих. Костры гасли. В ставке Шереметева тоже все стихло, и скоро все спали богатырским сном, кроме чутких часовых да обходящих их капралов.
Едва заалел восток, заиграли призывные горны и все кругом зашевелилось, а спустя два часа снова широкой лавиной потекло дальше, делая короткие отдыхи через каждые четыре часа.
В течение двадцать четвертого апреля войско двинулось еще на двадцать пять верст.
— Теперь рукой подать, — сказал Матусов и пошел доложить Шереметеву.
Фельдмаршал ехал в середине войска в уютной повозке.
— Верст пятнадцать не более до крепости! — сказал Матусов.
— Пятнадцать, говоришь? — оживился Шереметев. — Тогда стой! Эй! — закричал он. — Труби роздых!
В воздухе зазвучали веселые звуки рожков.
Шереметев обратился к своему денщику:
— Полковника Нейдгарда ко мне от Брюса!
Денщик ударил коня и поскакал, а Шереметев стал расспрашивать Матусова о крепости.
Тот толково отвечал на все вопросы.