— Еремей теперь над вами главой будет. Ен вам покажет! Злой то ист, как пес…
Дмитрий Брыков торжествовал. В подмосковное именье он явился в сопровождении исправника и, собрав сход, нагнал на всех такого страха, что мужики с воем повалились ему в ноги. Однако он не терял времени и изо всех сил торопился выбраться скорее из Москвы, где чувствовал себя далеко не спокойно.
Со стариком Федуловым он сговорился скоро.
— Теперь я еду, а вы, значит, ко мне так через месяц, — сказал он старику, — я там уже и домик вам, и все хозяйство изготовлю. Прямо на готовое.
Жадный старик широко улыбался и кивал головой.
— Только домик продам и сейчас же! Наши сборы какие! Раз, два — и готово. Только домик продам.
— И отлично! Чем скорее, тем лучше. А я так завтра и в дорогу.
— С Богом!
На другой день Дмитрий Брыков пришел проститься. Маша не хотела спуститься к нему из своей светелки, но старик поднялся к ней и, грозно хмуря брови, сказал:
— Ты у меня не дури! Я этих шуток, знаешь, не люблю! За косы вниз потащу. Ну, иди! Живо!
Бледная, с глазами, припухшими и красными от слез, Маша сошла вниз и покорно сказала отцу, не взглянув даже в сторону ненавистного Дмитрия:
— Вы меня звали, батюшка?
— Звал! — сухо ответил старик. — Вот наш благодетель, Дмитрий Власьевич, уезжает, так проститься хотел!
Маша не двинулась с места, не подняла головы, зато у Дмитрия горячей страстью вспыхнул взор и он, быстро приблизившись к Маше, взял ее руку, после чего глухо сказал:
— Марья Сергеевна, я не хочу быть для вас пугалом, потому что люблю вас! И, Бог даст, вы оцените мою любовь!
— Никогда! — пылко ответила Маша.
Дмитрий вздрогнул, и его глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Не давайте зарока! — сказал он. — Я всегда добивался своего. Смотрите, брат шел против меня и умирает.
Маша подняла голову и с презрением взглянула на Дмитрия.
— От вашей подлости! — сказала она резко и вышла из горницы.
Старик испуганно взглянул на своего гостя, но тот только пожал плечами и произнес:
— Объездится!
— Хи-хи-хи! — засмеялся старик. — Вестимо, не в девках же ей сидеть. А на грубости уж простите. Совсем не в себе она теперь.
Дмитрий беспечно махнул рукой, но, возвращаясь домой, в бессильной ярости кусал себе губы.
«Поганая девчонка! Другая радовалась бы, а эта. Ну, да подождем! Обломается, и тогда… — и он злобно улыбнулся, — я покажу ей себя!.»
— Совсем уезжаем! — сказал он Еремею, вернувшись домой. — Поезжай в именье и вышли из него шесть подвод для имущества, а я здесь укладкой займусь!..
В тот же вечер Еремей уехал, а шустрый Павел выскользнул и осторожно прибежал к Ермолину, где тогда лежал больной Семен Павлович, вызвал старого Сидора и сказал ему: