Смотритель, пожав плечами, ответил:
— Офицер! Полковник Грузинов.
— Грузинов! — воскликнул Брыков и с досадой хлопнул себя по лбу.
Грузинов! Этот фаворит императора, который неразлучен с ним, который спит в одной спальне с ним! И как он не узнал раньше его имени. Был такой случай, и он упустил его!
— Ах, Сидор, Сидор, — сказал он, когда они поехали дальше, — ты шепнул бы мне только!
— А я почем знал-то? Офицер, офицер и есть. Мало ли их я перевидал! А тужить вам, сударь, нечего. Приедете в Питер, и к нему!
— Ну, там он совсем иным будет, чем в дороге.
От станции Валдай уже начал чувствоваться Петербург. Смотрители станций все были до крайности нервно напряжены. Из Петербурга то и дело встречались быстро несшиеся фельдъегерские тройки. Лошади все в пене распластывались от бега; легкий тарантас метался из стороны в сторону и в нем полуприподнявшись находился лихой фельдъегерь, который должен был так мчаться с каким-нибудь царским приказом, может, неделю, другую и немедля вернуться назад. Случалось по дороге встречать и крытые повозки с солдатами на облучке. Брыков бледнел, видя их. Он знал, что везут обреченных на ссылку, обреченных иногда за пустое слово, за неловкий шаг.
«Вдруг и меня так?» — мелькало у него в уме, и он дрожал от страха.
— Колпино! А там Петербург! — сказал однажды Сидор. — Ну, помоги Господи! — и он широко перекрестился.
Семен Павлович невольно последовал его примеру.
Последний перегон. Три станции — и он будет в столице хлопотать о своей участи. Кони мчались, а он лежал откинувшись в коляске и шептал про себя молитвы. Петербург был уже в десяти верстах.
Дмитрий Брыков торжествовал, и его жесткое лицо теперь постоянно освещала зловещая, торжествующая улыбка. Дня три спустя после болезни Семена Павловича, он при деятельной помощи денег и Воронова был уже введен в наследство и из полунищего, жившего от щедрот брата, обратился в богача.
«Все мое!» — усмехался он, думая об имуществе брата, о его имениях и людях.
Повар Степан, конюх Антон и казачок Павел, бывшие слуги Семена Павловича, стояли, переминаясь с ноги на ногу, в прихожей Брыкова, и он грозно говорил им:
— Теперь я — ваш барин! Запомните это! Брат был вам потатчик, ну а меня вы немножко знаете, так смотрите! — и он внушительно погрозил им пальцем. — Что же там насчет всяких глупостей, что вам Сидор наговаривал, так я его, старого хрыча, на днях потребую и на его шкуре покажу вам, кто теперь у вас настоящий барин! Идите! Федька вам покажет и место, и дело.
Слуги Семена Павловича пошли, угрюмо почесывая затылки, а Федька сказал им в виде утешения: