Он уже приготовился писать письма, когда в сенях раздался сипловатый голос: «Барин-то дома?» — и вслед затем в комнату ввалился Башилов.
— Здорово! — заговорил он, обнимая Брыкова, — я к себе, а его уже нет, голубчика! Что? Как? Слышал, слышал! Живой мертвец! Ха-ха-ха! Я ему, каналье, уже морду набил! А ты ловко устроился! А! Женишок и у Виолы! Ха-ха-ха!
— Не говори глупостей! — остановил его Брыков. — Лучше расскажи о себе. Давно вышел?
— Вчера! Третьего дня указ был. Думали — на месяц закаталашат, а всего на одну неделю. Вру — десять дней! Потеха! Знаешь, кто нас выручил? И не догадаешься! Ваксель, поручик! Шутник! Государь на постройку поехал, а Ваксель с караула шел да так ему лихо честь отдал, что тот похвалил его, а Ваксель и бухни: «Еще лучше сделал бы, коли бы в печали не был!» — «В какой печали?» А тот: «Товарищи мои на гауптвахте сидят и, боюсь, от службы отстанут». — «Кто такие». Он нас и назвал. Государь уехал и в тот же день указ!
Башилов засмеялся, а Брыков прояснел. Если государь таков, неужели же его дело погибнет?
— Не может быть этого! — сказал и Башилов. — Постой! Я вот тебя познакомлю с Вакселем. Он все может! Ты знаешь, как он государя за косу дернул? Потеха! Ха-ха-ха! Подержал он заклад, что дернет государя за косу в театре, когда дежурным будет. Понимаешь? Ну, и настало его дежурство. Стоит он у государя за креслом, а государь-то не в духе. Ваксель ломает себе голову, думает: «А, ну, и заклад этот самый!» Вдруг видит он, Зиновьев смотрит на него и головой качает. Не вытерпел Ваксель, хвать государя за косу, дерг ее и обмер. Государь обернулся, сердитый такой. «Это, — говорит, — что?» А тот: «У вашего величества тупея на сторону сдвинулась!» — «А, — говорит государь, — спасибо!..» И пили мы потом! Страсть! Ты не бойся: Ваксель поможет! Такой фортель выкинет…
— Ах, если бы кто-либо помог! — и Брыков рассказал о своей неудаче.
— Бывает! — ответил Башилов. — Это в какую минуту попадешь. Иной раз и в Сибирь укатишь! У нас офицеры, как во дворец зовут, деньги в сюртук зашивают… не ровен час… А я за тобой! — вдруг встрепенулся Башилов. — Едем!
— Куда?
— У Зиновьева картеж. Тебя звали!
— Нет! Уволь! Ты попадешься под арест, а со мною Бог знает что быть может!
— Эх, ты! Трус! Ну, так дай на счастье!
— Сколько тебе?
— Ну, дай… дай, что ли, пятьдесят рублей.
Брыков открыл ларец и дал приятелю деньги.
Башилов горячо расцеловал его.
— У здешних, питерских, в жизнь не взял бы! — сказал он и спохватился: — Ах, я! А ведь к тебе письма!
— Где? Давай скорее! — задрожав произнес Брыков.