– Так конечно, конечно же! – обрадованно закивал Калачев.
– Цыть! – резко бросил Пистолетец. – Я сказал: допустим. Но как мне узнать, что ты мне уши не полощешь? Есть у тебя какое-нибудь послание от вашего хозяина Лузы – пусть не с гербовой печатью, но хоть бы и с крестиком вместо подписи? Может, тебе в твоем Починке скучно стало – а я там был, дыра дырой, – вот ты и придумал сказочку про Лузу, про Коленвала своего…
– Про Кардана, – поправил Цапл.
– Да хоть про Коробку Передач! Насвистел мне – да и всё.
– Нет. И ты мог бы понять, если был в Усовом Починке, что там разговаривают немного по-другому. Как бы я смог, живя там, обучиться городской речи?
– Хорошо, это очко в твою пользу. Но всё остальное? Вот пошел ты из своей Лузы за грибами, заблудился, вышел к деревушке какой-то, а тут – бац! – парень из Устюга на воздушном транспорте: кто со мной? А ты: отчего бы не прокатиться, а заодно и время весело провести?
Сергей Калачев о чем-то задумался. А потом тряхнул своей птичьей головой:
– Ладно!.. Пусть это и не такое уж серьезное доказательство, но… Ты вот Катьку видел. А я еще и мамку ее видел, в Починке этом. И она послание для дочки надиктовала, где сказала ей и про мои планы… Тогда получается, что я врать еще в Починке начал, всё заранее связал-увязал гладенько.
– Куда надиктовала? – распахнул глаза Пистолетец.
– Вот сюда, – достал Цапл диктофон, мысленно молясь, чтобы батарейка села как можно раньше, ведь про его планы в записи почти ничего не было.
Звук был тихим, шипящим, хриплым. Но сомнений в том, что говорит женщина, у Денисова не возникло.
«Катя! Катюша! Милая моя, любимая, хорошая! Это я, твоя мама! Я жива! Правда, жива. Ты ведь уже не маленькая была, помнишь, как меня увели… Ах, ты же того, что раньше было, не знаешь. Мы с твоим папой не сразу к храмовникам попали, долго на поверхности мотались. Нахватались радиации… Но мы и не думали о ней тогда, кто же знал… И поначалу, когда у Святой поселились, всё хорошо было. А потом папа сильно заболел и очень быстро умер. А я волдырями да коростами стала покрываться… Но это не самое страшное, их под одеждой да платком спрятать можно. А потом у меня… борода расти стала. Я сбривала, конечно, но не всегда найдешь, чем, да и гладко без крема и мыла не получалось. Заметили, в общем, Святой доложили. А ведь та мутантов и так возле себя не терпит, ну, а я еще и скрывала это, обманывала ее, значит… Тебе уже шесть тогда было, ты ведь помнишь, как меня схватили? Подумала, наверное, что убивать повели? Я тоже так подумала. А в Святой материнская жалость, видать, взыграла… я-то и не знала тогда, что у нее тоже ребеночек есть… В общем, не убила она меня, а велела из Устюга выкинуть. Вот и мыкалась я по лесам, пока на добрых людей не набрела. Так что живая я! А теперь вот Сергей к нам пришел и сказал, что мы с тобой скоро свидеться сможем. Так что ты слушай его, Сергея-то, делай всё, что он скажет, и тогда…»