– Нет, не слыхала, – мотнула головой женщина.
– Да и ладно, – махнул рукой Цапл, отпустил взводным рычагом тетиву и забросил арбалет за плечо. – В Азулове никто боле не живет, так что и знать его незачем. А ты сама-то откуда? Есть тут рядом жилье? Да, звать-то тебя как? Я вот – Се́рьга. Серёга.
– Я – Мария. Можно Маша. Живу в Усовом Починке, рядом тут.
– Как думаешь, примут меня там? Заночевать хотя бы дозволят?
– Так ежели ты, как говоришь, дурного делать не станешь, чего бы и не принять? Решать, конечно, не мне, пусть и другие на тебя посмотрят. А ночевать есть где – на днях тетка Клава померла, изба пока свободная. Но там с Лёхой нужно говорить… В общем, пошли, коли хочешь.
– Я смотрю, – сказал Цапл, шагая по лесной тропинке, на которую они вскоре вышли с Марией, – что ты говоришь шибко правильно, не по-деревенски.
– Так я родом из Устюга, – сухо выдавила женщина, а потом вдруг всхлипнула, плечи ее затряслись, и Цапл, заглянув ей в лицо, увидел, что она плачет.
– Ты чего, Маш?.. – участливо спросил парень, в то же время лихорадочно нащупывая кнопку включения лежащего в кармане диктофона; она из Устюга, вот уж нежданная удача-то!
– Дочка у меня там осталась, – подняла на него яркие, блестящие от слез глаза Мария. – Доченька моя родная, Катюшенька!.. Я ведь там ее родила, в Устюге, я думала, что несмотря на любую беду, мы с моим солнышком всегда будем вместе! А потом…
Она вдруг одним рывком сорвала платок, и Цапл, будучи сам мутантом и каких только уродств не насмотревшийся, всё же невольно вздрогнул. Женщина оказалась не просто лысой – с нее будто по самые брови сорвали скальп, настолько изъязвленной, покрытой багровыми рубцами и гнойными коростами была ее голова. Но это было еще не всё. Словно восполняя потерю, шею Марии закрывала окладистая рыжая борода. Женщина поймала ошарашенный взгляд Цапла, горько усмехнулась, а затем ее будто прорвало, и она поведала ему такую историю, что он лишь мысленно молился: только бы не села в диктофоне батарейка.
В Усовом Починке его приняли настороженно, но Цапл и сам повел себя так же: посматривал на деревенских мужиков с опаской, отвечал односложно – короче говоря, пытался произвести впечатление простого, недалекого, обиженного жизнью еще больше, чем местные. А поскольку и внешне он был стопроцентным мутантом – с маленькой, изъязвленной головой и длиннющим загнутым носом, – то ему быстро поверили. Во всяком случае, гнать пока из деревни не стали и даже предоставили жилье – как и говорила Мария, оставшуюся после смерти некой тетки Клавы избу. Правда, молодой парень Лёха, являвшийся покойной, как понял Цапл, кем-то вроде зятя, угрюмо на него глядя, сказал: